Лесная сторожка - Виктор Яковлевич Аланов

у одной тетки на Низовской живем и что я вернулся только за картошкой.

— Ну и ладно. А теперь покажи, кого это ты подстрелил? — Егор Николаевич взял убитую птицу, покачал ее на руке, будто взвешивая, и внимательно поглядел на внука. — Как же она называется, по-твоему?

— Тетерка… — неуверенно ответил Митька.

— И то… тетерка… — протянул лесник. Но тут же под его густыми, прокуренными усами дрогнула улыбка, и он громко рассмеялся, глядя на смущенного внука. — Тетерка!.. Сам ты, брат, тетерев! Охотничек!.. Простую курицу за тетерку принял!.. Рябуха ведь это наша. Неужто не узнал?

— Курица?!. — Митька почувствовал, что не только лицо, но даже уши у него покраснели. — Как курица? Чего же она тогда на дереве сидела?

— А где же ей еще сидеть было, голова? Напугалась после пожара, вот и взобралась повыше. А ты — тетерка… Верно, где-нибудь недалеко от дома подстрелил?

Митька только сконфуженно кивнул головой.

— Вот видишь. Спряталась бедняга в кусты, а далеко не уходит, хозяина ждет. А хозяин-то пришел и бах!..

— Подумаешь… — обиженно проворчал Митька. — Вот и ждала бы на земле. Нечего по деревьям лазать, если курица.

— Да полно тебе, — успокоил огорченного внука лесник. — Курица ли, тетерка ли — все равно суп добрый выйдет. Да еще с картошечкой. Не горюй, Митрий, не сразу охотниками становятся. Поживешь в лесу подольше — научишься в птицах и зверях разбираться. А насчет ружья вот тебе мой сказ — больше без спросу не бери, хоть оно и тебе подарено. Не ружья жалко, а тебя, сынок.

— Не буду, деда, — уже весело пообещал Митька и побежал к речке чистить картошку. Все-таки хороший у него дед! Бабка Алена из-за всякого пустяка по три дня подряд пилит Тольку да ворчит. А дед Егор, случись что, побранит, но, если видит, что Митька понял свою вину, потом и не попрекнет ни разу.

Однако на этот раз Егор Николаевич все-таки изменил своему обычному правилу никогда не поминать о грехах внука.

Вечером, укладываясь спать и закуривая на сон грядущий последнюю трубочку, лесник все еще подсмеивался над Митькой.

— Так тетерка, говоришь? Ох, и знатный охотник!..

«Бой» у Цыганской долины

— Вот что, сынок, — сказал как-то Егор Николаевич. — Неплохо бы разузнать, что в Сорокине делается. Мне сейчас на люди ходу нет. Все-таки мы с тобой убежали, спасибо Федьке, от верной виселицы. И тебе бы не след в деревню ходить, но ты мал, тебя они не приметят, если сам на глаза не полезешь, а за мной уж непременно охотиться будут. Сходи-ка ты, браток, туда, только поосторожней будь. Предателей еще много на свете — остерегаться надо.

— Хорошо, дедушка, я осторожно…

— Да смотри, никому не говори, где живем, и никого не води сюда с собой, никаких мальчишек…

— И Тольке нельзя говорить?

— Пока и ему не говори. Дальше видно будет, — ответил Егор Николаевич, попыхивая трубкой. — Эх, не хотелось бы мне тебя посылать! Илью бы дождаться, да время не ждет. Когда он еще вернется…

— А разве дяди Ильи нет в Сорокине? — удивленно спросил Митька. — Ведь еще третьего дня он у нас был!

— Третьего дня был, а сегодня не придет. По делам ушел, в другую деревню. Ну, да это тебе и знать ни к чему. Нет, и все! Твое дело — помалкивать.

Митька обиженно отошел в сторону. Никогда еще дед не разговаривал с ним так: не то чтобы сердито, а как-то сурово. Видно, чем-то озабочен он.

Тем временем лесник, достав клочок бумаги, нацарапал не ней несколько слов огрызком карандаша, а потом вновь подозвал Митьку.

— Ну вот, Митрий. Отнесешь эту записку одному человеку. Знаешь, где Марьинский хутор? Помнишь, в прошлом году мы с тобой туда за семенами ездили?

— Кажется, помню, — ответил Митька. — Надо идти через деревню, перейти мост через Каменку, потом до Барсучьих ям добраться, на горе, около ручья…

— Ну, ну… — поощрительно улыбнулся Егор Николаевич.

— С Барсучьих ям, — продолжал Митька, — свернуть к лесной дороге и прямиком на Марьинский хутор. Там объездчик Дроздов живет. Хромой такой, одна нога короткая. Еще борода у него маленькая, клинышком.

— Ну и молодец, Митюха! Хорошая у тебя память! Так вот, как раз этому Дроздову и отдай записку. Никому другому, понятно? Только ему самому, в собственные руки.

— А если его дома не будет?

— Будет. Он все эти дни вестей от меня ждет. Иди-ка сюда!..

С этими словами дед вывернул пояс Митькиных штанов, подпорол изнутри, вложил записку и, достав иглу с черной ниткой, зашил подпоротое место.

— Вот и готово! — Егор Николаевич крепко прижал к груди внука и поцеловал его в голову. — Шапку надень и волосы спрячь хорошенько — приметные они у тебя. Остричь бы их надо, да рука не поднимается. У матери твоей в детстве вот точь-в-точь такие же были… — тяжело вздохнул дед. — Ну, беги, сынок. На обратном пути можешь своего дружка повидать. Только не задерживайся у него надолго. Я ждать буду.

Торопливо шагая через лес, Митька с гордостью u думал: «А ведь дедушка мне все свои тайны доверяет! Не то что Тольке Коровину. Ему никто бы не доверил связь с партизанами держать. Вообще, неплохой Толька парень, но трусишка и болтать любит. Недаром дедушка не велел его в землянку водить. Захочет похвастать перед ребятами и всем разболтает, где мы с дедом живем».

Выйдя из лесу, Митька увидел освещенную утренним солнцем деревню Сорокино. А вон и школа среди деревьев. Около нее, по дорожке, мимо кустов сирени, ходит часовой. Все еще стоит там их гарнизон!

Из трубы Толькиного дома идет дым. «Наверно, Толька еще спит, — подумал Митька. — Не дурак он поспать. Из-за этого и в школу опаздывал часто». И вспомнил Митька, как еще в первом классе прибежал как-то друг его на урок, а у самого на одной ноге — сапог, на другой — валенок. Проспал, как всегда, ну и впопыхах не посмотрел, что на ноги натягивает! Вот смеху было!.. «Надо зайти к нему на обратном пути. Скажу, что я вовсе и не злюсь на него».

Постояв немного, Митька свернул с дороги и по кустам обошел деревню стороной, решив не идти через мост, а перебраться вброд через Каменку.

Выйдя к обмелевшей от жары речке, он подвернул штаны, перешел на другой берег и по покосам зашагал к Барсучьим ямам.

Митька точно выполнил поручение деда — отдал записку в руки хромому объездчику. Тот даже просиял от радости, прочитав ее. Угостил Митьку