Соперница Аладдина. Шахразада - Шахразада

С этими словами Недис вновь поцеловал Сафият. Девушка ответила, но гость не почувствовал в этом ни страсти, ни даже желания.

«Ты так быстро все забыла? Брат же хвалился, что ты без ума от него. Что достаточно лишь прикоснуться к твоей руке, чтобы ты застонала от желания…»

Недис повел в воздухе двумя руками так, словно пытался выстроить вокруг девушки купол. Несколько слов – купол осветился мертвенно-синим светом и… пропал.

– Прекраснейшая, барон Паоло сказал, что нынче покидает замок. Ильзебилль сидела скорчившись в коридоре, свеча погасла, безудержный страх сотрясал ее плечи. Высоко подняв нательный крестик, она встала, хворост остался на полу. Ей надо идти, по коридору, к двери, туда, в комнату. Суровым было ее лицо, затем оно исказилось гримасой беспомощности. Держа над головой крест, плача и каясь, медленно шла мисс Ильзебилль по коридору. Отодвинула засов на двери. Ломая в отчаянии руки, она металась по комнате, била себя в грудь, наконец, упав на мягкий ковер, забылась сном.

Во сне она слышала шум, и треск, и мужские голоса, кричавшие ей: «Спасайся, Ильзебилль! Спасайся! Спасайся!» Она поднялась. Разверзлась скала, из огнедышащей пасти, раздуваясь, вырывалось пламя. Из расщелины хлынула вода, извиваясь тысячами щупалец, в комнату ввалилось чудовище. Словно вздыхая, оно исторгало из себя дрожащие сине-розовые языки пламени. Мисс Ильзебилль кинулась к двери, но не нашла ее, тогда она закричала, пронзительно, безумно: «Паоло! Паоло!» Чудовище, шипя, ползло следом. Сладостный ужас пронизал ее тело, в смертельном страхе она стала биться о стену. На стене блеснуло копье. Она сорвала его и не целясь метнула в огонь. Уже теряя сознание, Ильзебилль отыскала дверь, с воплями помчалась по пустынным коридорам, размахивая обожженными руками, добежала до своей комнаты и упала возле двери.

До самого рассвета пролежала там гордая мисс Ильзебилль. А когда поднялась, с тупым спокойствием сняла с себя туфли, распустила косы и, простоволосая, в одной тоненькой сорочке, вышла за ворота замка и направилась через пустошь в сторону города, к тому месту, где росли березы. Она шла не оглядываясь. А за ее спиной неистовствовала стихия. С моря нарастал гул. Гигантская морская волна, вытянувшись на целую милю, прорвала дамбы и, крутясь и пенясь, обрушилась серой стеной на заколдованную равнину, накрыв собой и то, что когда-то уже однажды принадлежало морю, и серый замок, и спящих в нем несчастных людей.

Ужасная волна докатила свои воды до самого холма, где росли березы. Ильзебилль поднималась по склону холма, и когда она проходила между деревьев, на лес опустился туман. Ее губы шептали странную молитву, но уже блекли, дева становилась все тоньше и тоньше и наконец со вздохом растаяла, растворившись в легком тумане, плывущем над березами.

Солнце стояло над морем, когда из города через пролом в стене медленной рысью выехал всадник на вороном жеребце. Он поднялся на холм и остановился на вершине: внизу, растянувшись на многие мили, бушевала и пенилась серая масса воды. Не было больше ни дороги, ни замка.

В тот день, когда прорвало дамбу, горожане еще раз увидели черного рыцаря: он промчался по улицам города… И там, где ступил его черный конь, более не выстроили ни дома, ни харчевни, ни лавки. Лишь черные цветы качались на синих стеблях, отмечая путь призрака…

Недис завершил рассказ. Сафият с трудом сбросила с себя колдовское очарование печального сказания. И лишь тогда заметила, что возлежит она на собственном ложе, что и рассказчик, и она сама наги, что серебряный свет луны заливает опочивальню. А пергамент, на котором должна была быть записана печальная история о черном рыцаре и самоотверженной красавице Ильзебилль, остался внизу, вместе с лакомствами, к которым ни она, ни Недис так и не притронулись.

«Он колдун! Он вновь околдовал меня! – Девушка вздрогнула в испуге. – Я видела пламя костра, я слышала удары подков о камни горной тропы, я слышала смех и пение красавицы Ильзебилль…»

Недис-пришелец прильнул к шее девушки в долгом поцелуе. Она не шевелилась.

– Чего ты боишься, красавица? Избегаешь моих объятий? Тебе неприятны мои поцелуи?

Сафият почувствовала, что язык не повинуется ей – она не может произнести ни слова. Не может потому, что хочет многого – объятий, требовательных и нежных, поцелуев, заставляющих забыть не только о приличиях, но и о себе самой, близости, кружащей голову… Сафият ощутила, что все это уже было – было в точности – даже желания, горячие, пламенные, были точно такими же. Все ощущения, все прикосновения… Будто повторился день вчерашний…

– Прекраснейшая, иди же ко мне…

Сафият покорно отдалась опытным рукам гостя. Рукам, которые повторяли вчерашние движения педантично, до последней мелочи. Но сейчас это было неважно – ибо во властности этих прикосновений жило особое колдовство, колдовство, усмиряющее разум и опаляющее чувства. Губы, холодные и решительные, лишь подтверждали его власть над ее телом и духом.

«Да, о да! Мне не нужен другой – мне нужен только такой: мудрый, сильный и решительный… Любовник и наставник…»

О, тут Сафият, даже околдованная, ничуть не ошибалась. Ибо ее гость давно уже в совершенстве постиг науку колдовской страсти. Быть может, единственную из наук, которых было так много…

Разум же Сафият, похоже, спал – ибо вновь не слышала она спасительного шепота внутреннего голоса, не видела ничего, кроме горящих желанием глаз прекрасного гостя.

Пальцы девушки скользили по его шее, по плечам, остановились на груди.

– Клянусь, – прошептала Сафият, – столь совершенно тело бывает только у борцов… Как ты прекрасен!

И удивилась сама себе: ей показалось, что вчера она эти слова уже говорила. «Я повторяюсь, как мой гость… Но отчего же он не укорил этим меня?»

Однако трезвые мысли покинули ее так же внезапно, как и появились, – прикосновения Недиса становились все горячее, все настойчивее.

Он же помнил, что сегодня нет нужды учить страсти Деву Пророчества, что побывала она на самом дне бездны… И теперь он может смело бросить ее в ярость страсти, какой не видела еще ни одна женщина в мире.

«Дурочка… Конечно, не видела. Такого тела не может сотворить природа – это лишь наваждение. Но для тебя страсть будет не просто колдовской – она будет поистине смертельной. Ибо после меня, нас, ты не захочешь никого! Любой из простецов, пожелавших тебя, будет тебе отвратителен. А его прикосновения заставят тебя лишь содрогаться от ужаса!..»

И гость прильнул к шее девушки. То был второй шаг морока – теперь Сафият не избавится от наваждения до утра.

«Мой Недис в одежде был совсем невидным… Сколь многого лишены мы, не видя истинной красы тех, с кем делим страсть!»

Девушка гладила могучие плечи, восхищаясь прекрасным телом, что пряталось за строгими одеяниями. Она любовалась телом гостя, наслаждалась его решительными прикосновениями. Она чувствовала, что голова от желаний идет кругом. Могучие плечи, широкая грудь, плоский живот. Взгляд Сафият спустился к чреслам.