Не ее дочь - Риа Фрай

Я перечитала заметку, стараясь предугадать следующий шаг властей. Прошло меньше двух суток после исчезновения, и никакой другой информации не было – ни следов, ни подозреваемых. Насколько я была осторожна? Легко ли будет нас найти?

Я размышляла над этим за последними глотками кофе. Я не имею никакого отношения к Эмме, у меня нет причин ее забирать…

– Сара?

Я подскочила и выронила телефон, тяжелая кружка чуть не выскользнула из рук. Я поставила ее, вошла в спальню и опустилась на колени перед заспанной Эммой.

– Привет, детка. Тебе что-нибудь нужно? Хочешь пи-пи?

Она кивнула и потерла глаза кулачками, по-детски пытаясь прогнать остатки сна.

Я сунула телефон в карман. Сердце колотилось так, что ритм отдавался в ушах.

– Хочешь надеть пижаму?

Эмма посмотрела на струящийся через окно солнечный свет.

– Но сейчас день.

– Ничего страшного. Пижаму можно носить и днем.

Она зевнула и пошла в ванную, ее волосы превратились в спутанный узел на затылке. Эмма неуклюже вытерлась, спустила воду и встала на цыпочки, чтобы вымыть руки.

– Давай и зубы почистим.

Я вытащила из сумки новую фиолетовую зубную щетку и зубную пасту.

– Я сама.

Эмма взяла щетку, аккуратно выдавила немного пасты и мягко, но умело пошуровала щеткой по зубам.

– Да ты отлично чистишь зубы, – сказала я.

Эмма посмотрела на меня и улыбнулась, сверкнув зубами. Щека под ее глазом раздулась.

– Щека еще болит? Принести еще льда?

Она покачала головой, и тогда мы сняли с нее новую одежду. Несколько секунд я рассматривала, нет ли у нее на коже других синяков, словно искала клещей. В примерочной «Уолмарта» у меня не было на это времени, а сейчас мы никуда не торопились. В тусклом освещении ванной трудно было что-либо разглядеть, но синяки присутствовали тут и там на ногах, а некоторые, на руках и торсе, по форме напоминали отпечатки пальцев.

– Откуда у тебя эти синяки?

Эмма посмотрела на свои ноги, словно видит их впервые.

– Не знаю. Может, из школы?

– А эти? – Я указала на руки и туловище.

Она снова пожала плечами и потупилась.

– Эмма, солнышко, это сделала твоя мама?

Я слегка коснулась синяков.

– Не знаю.

– Послушай, Эмма. Мне нужно знать, чтобы больше у тебя не появлялось синяков. Договорились?

– Ладно. – Эмма говорила еле слышно, но я чувствовала, что она мне доверяет. – Я думаю, это сделала мама. Иногда она слишком сильно меня сжимает.

– Да? И тебе, наверное, это не нравится, верно?

– Да.

Вот передо мной лоскутное одеяло синяков, как на ладони. Вот невинная малютка, настоящая, теплая, теперь наконец-то в безопасности. И вот ее признание. Она дотронулась до щеки и опустила руку.

– Эмма, больше тебе не надо будет ни о чем беспокоиться, обещаю. Ты мне веришь?

– Да.

Она опять зевнула, и я помогла ей надеть пижаму с героями «Щенячьего патруля». Штанины запутались, и, чтобы расправилась ткань, Эмме пришлось попрыгать, опираясь на мое плечо. Она хохотала, обхватив мою шею, и обдала ее прохладным мятным дыханием. Я воспользовалась возможностью обнять ее, и она стиснула меня в ответ.

Я отпустила ее, и мы прошли в гостиную. Эмма рассматривала непривычную обстановку. Она села на краешек потертого дивана с колючей обивкой и скрестила ноги.

– У моей бабушки был похожий дом.

– Правда?

Я плюхнулась на кресло-качалку напротив Эммы и оттолкнулась ногами от пола. Девочка выглядела старше своих пяти лет, ее глаза пытались рассказать о чем-то, что я не вполне понимала.

– Тебе там нравилось?

– Там было так весело! У нее была ферма с цыплятами и хрюшками.

– Это здорово, да?

– Ага. – Она почесала руку. – Но она умерла.

– Ох, мне так жаль.

Эмма посмотрела на телевизор.

– А почему телевизор так выглядит?

Я засмеялась.

– Ты про это? – Я показала на антенну. – Потому что ему сто лет.

– Правда?

Я покачала головой.

– Не совсем. Но он очень старый.

– А мы можем пойти погулять?

– Конечно.

– И я могу ходить в пижаме?

– Непременно. Хочешь посмотреть на озеро?

– Озеро? Да! А в нем можно поиграть?

Я поведала ей ту же историю, которую когда-то рассказал мне Итан: о маленьких феях и горшках с золотом. При мысли о настоящем волшебстве в воде у Эммы округлились глаза.

Она вскочила с дивана и схватила меня за руку, прежде чем я успела ее протянуть. Я открыла дверь в патио, и мы спустились по крутому склону к озеру, где провели остаток дня.

* * *

Проведя весь день на воде, мы запаслись продуктами и солнцезащитным кремом в магазинчике за пределами города и поели на природе, под звездами. Первый день получился великолепным – никаких слез или вопросов про родителей, вообще никаких тревог. Она слопала обильный ужин, а позже снова попросила перекусить, после чего я разрешила ей посмотреть мультфильм на моем телефоне. Затем Эмма вернула его мне.

– Уже пора спать?

Я посмотрела на большие часы над камином.

– А в котором часу ты обычно ложишься?

– Когда засыпаю.

Я задумалась, читал ли ей кто-нибудь сказки на ночь, укрывал или пел колыбельные, расчесывала ли ей мать волосы после купания? Да и вообще, насколько регулярно ее купали? Говорил ли ей кто-нибудь, какая она чудесная? Спрашивал ли, чем будет заниматься, когда вырастет? Глаза защипало от слез, но я сморгнула их и откашлялась. Бессмысленно гадать на эти темы.

– Хочешь спать?

– Ага.

– А ванну принять хочешь?

– А можно? То есть настоящую ванну?

– Ты принимала ванну дома?

– Нет, у мамы нет времени, и нужно слишком много горячей воды. Можно? Можно мне принять ванну?

Наверху была маленькая ванна.

– Давай ее наполним.

Пока наполнялась ванна, я села рядом, а Эмма плескалась и играла с двумя Барби, которых мы купили в «Уолмарте». Я просмотрела рабочие имейлы на телефоне, отправила еще несколько сообщений и дождалась, пока она наиграется, чтобы ее помыть. Потом завернула Эмму в пушистое полотенце и осторожно отнесла вниз, в спальню. Помогла ей натянуть ту же пижаму, и Эмма забралась на высокую кровать.