Венец Государя - Анна Барт

Но я опять отвлекся. Вернемся к рассказу.

Итак, мы остановились у добрейшего касика. Я знал, что он завтра же утром отправит секретное послание к наместнику о нашем пребывании у него. В тот год мы хотели разрешить все спорные вопросы миром, и поэтому я предупредил Кортеса, что он несет полную ответственность за поведение своих солдат. Никаких совращений и похищений! Вежливость и еще раз вежливость по отношению к обычаям местных жителей.

– Мой дорогой сеньор, – сказал я тупому идальго. – Нас здесь всего две сотни. Идти до дворца Монтесумы придется не менее трех месяцев. Мы полностью зависим от гостеприимства местных жителей. Нас окружают неизвестные джунгли и сильные воины. Десятки тысяч сильных воинов, хочу заметить.

Кортес скривился.

– Мои солдаты могут сразиться с туземцами и победить, – заявил он мне, глупо пыжась и поглаживая свою шпагу.

Я вздохнул. Господи, какой глупец!

– Я не сомневаюсь в ваших способностях, сын мой. Однако помните, мы находимся здесь с секретной и важной миссией нашей Церкви. Мы обязаны выполнять предписания тех, кто направил нас сюда. Мы простые солдаты, выполняющие приказ. Надеюсь, вы не будете спорить с этим?

Кортес продолжал кривиться.

Конечно, мне тоже не нравились многие местные обычаи. Отдаю должное русским наместникам. Они вели правильную политику. Гибкость поведения на протяжении веков дала прекрасные результаты. Они запретили жрецам поклоняться идолам, официальной религией считалось православие. Но… никто не запрещал местному населению делать выбор – кому поклоняться. Жестоко преследовались только человеческие жертвоприношения. Но с этим я полностью согласен. Если бы Монтесуме не захотелось стать императором всей страны, мы бы не имели ни малейшего шанса пробраться сюда. Никогда! Я говорю о Монтесуме-сыне. Нет, он не обладал силой и политической дальнозоркостью своего отца. И он (к счастью для Испании) полностью попал под влияние честолюбивых и алчных жрецов. Они оказались мощной политической силой…

Но я опять отвлекся, а мне хочется быть последовательным. Итак, я сказал Кортесу, что нужно быть предельно вежливым к местному населению и их обычаям.

– Мне совсем не хочется попасть в опалу к местным касикам и закончить жизнь на жертвенном алтаре под ножом жреца, – сказал я, и Кортес вылупился на меня. Он ничего не знал о старых дохристианских обычаях страны. Пришлось прочитать ему небольшую лекцию и припугнуть дурака церемонией жертвоприношения.

– По своему желанию касик может отдавать жрецам рабов и пленников для жертвоприношений, – печально сказал я, с удовольствием наблюдая за его вытянувшимся лицом. – В любой момент мы из друзей можем превратиться в пленников и тогда удел наш будет незавиден.

– Кто может принести в жертву каким-то языческим богам испанского христианина-дворянина, святой отец? – нервно спросил Кортес.

– Друг мой, – мирно напомнил я ему. – Мы не в Испании, а в Мексике. И нас только 250 человек. Идите и помните об этом.

Воистину, мне нужно было собрать в кулак все свое терпение и смирение, чтобы разговаривать с этим дураком. Каюсь, во время нашего разговора я не раз в душе пожелал ему попасть в ад…

Вскоре после беседы нас всех пригласили к столу. Я сказал «к столу», но это не совсем так. Мы расселись на циновках вокруг приготовленной еды. Просторная комната с высоким конусообразным потолком была чисто вымыта. В воздухе витали ароматы кушаний, свежей листвы и пахучих цветов. Я прочитал молитвы и благословил трапезу. Касик дал мне возможность благословить еду по католическому обряду.

На белой скатерти, постеленной прямо на полу, стояло множество вкуснейших блюд: незнакомое Старому Свету нежнейшее мясо индейки, бобы, маис, авокадо, острый перец, помидоры, жареная рыба, экзотические, пряно пахнущие плоды неизвестных мне фруктов, мед, ванильные лепешки и, конечно, обожаемый мною напиток – «чоколатль» – горячий шоколад. Я почувствовал себя дома! Индейцы едят очень здоровую пищу. Я всегда заканчивал трапезу, чувствуя в себе необычайную силу и легкость. Мясо дичи не так тяжело для желудка, как мясо животных, а обилие фруктов придавало пище необыкновенно приятный привкус. И мой обожаемый горячий шоколад – о! – напиток богов. Он не был известен Европе в те годы. Я пил шоколад и чувствовал, как уходит тоска и приходят ко мне новые силы.

Кстати, шоколад ценился очень высоко среди индейцев. Одного хорошего раба можно было купить за 100 зернышек!

Мои подопечные ели, громко чавкая и вытирая рукавами жирные губы. Солдаты с сопением облизывали грязные пальцы и, не стесняясь, выковыривали еду из зубов. Жена хозяина-касика, красивая молодая женщина, не поднимала глаз от еды.

– Какой стеснительный цветок. Она была бы мне хорошей служанкой, – вытирая грязные руки о штаны, сказал Кортес, и солдаты громко заржали, широко разевая набитые едой рты. Кортес с удовольст вием, на всю комнату, сыто рыгнул.

Хозяйка поспешно встала и скрылась из комнаты.

Касик поспешил извиниться, но я положил руку ему на плечо:

– Не нужно извиняться, друг мой. Чтобы накормить столько гостей, хозяйка должна поторопить слуг на кухне.

Солдаты сняли доспехи, на мокрых от пота рубашках проступали белые разводы. Они очень много пили и очень громко разговаривали. За столом стоял немыслимый ор.

Я бы с удовольствием приказал покормить грязную ораву на кухне вместе с рабами и слугами, но, к сожалению, не имел таких полномочий – разве можно приказать благородному дворянину есть со слугами! Даже если дворянин ведет себя хуже свиньи…

В самом конце трапезы вместе с шоколадом подали курительные трубки. Я пристрастился к табаку в свой прежний приезд, но сегодня пришлось отказаться. Это был мой секрет, а сегодня за столом на меня смотрели слишком много глаз. Курение не приветствовалось римской церковью.

В самом конце ужина мне опять пришлось пережить стыд за своих подопечных солдат. Один из них, подавившись, стал тыкать куда-то жирным пальцем, пытаясь привлечь наше внимание. Я никак не мог сообразить, что же он пытается сказать нам, и недоумевающе посмотрел на касика. Он ответил мне таким же удивленным взглядом.

– Матерь Божья, – вдруг взвизгнул другой солдат и выронил из рук кусок дичи на скатерть. – Это еще что за тварь?

– Лысая крыса? – неуверенно предположил его друг и на всякий случай выхватил из-за пояса маленький кинжал. – Какая жирная.

Я обернулся и проследовал взглядом за пальцем кашляющего едой солдата. У двери сидело милое миниатюрное животное, а не толстая крыса. Я сразу же узнал его. Ксоло!

– Сидите тихо! – приказал я двум уродам. – Не орите так и не пугайте хозяйку. Это ксоло – лысая собачка.

– Лысая собачка? – повторил удивленно Кортес. – Но почему она совсем без шерсти?

– Больная, – вынес вердикт солдат с кинжалом и брезгливо сморщился.

– Собачку не трогайте. Они считаются священными животными, – строго приказал я.