Ясновидец - Карл-Йоганн Вальгрен

Эркюль замечал только какие-то фрагменты — начавшийся дождь за окном, кардинала, запустившего пальцы в груду волос, лежащих на полу у кресла.

…найти амулет, черный талисман, куриную ногу, изображение змеи… что до меня, мне все равно, откуда у него эти мифические способности… если даже какой-нибудь из адептов просвещения докажет формулами, что это не имеет отношения к нечистой силе… ну и что… ему удалось достичь того, что целый монастырь погряз в анархии…

Дель Моро начал втыкать иглу — изо всей силы, в спину, в подмышки, подошвы. Из дюжины ран лилась кровь. Боль была невыносимой. Мальчик заплакал и начал конвульсивно дергаться в ремнях. Дель Моро совершенно спокойно туго привязал его голову к подголовнику кресла и повернулся к кардиналу.

— Нашли что-нибудь?

— Пока ничего.

С ужасом, почти парализовавшим его, Эркюль увидел, как инквизитор подошел к лабораторному столу. Теперь он слышал его мысли совершенно ясно.

…скоро этот театр закончится… люди с минуту на минуту должны быть у Шустера…

И он понял. Они убьют его, и не только его, но и его благодетеля, Шустера. С внезапным опустошающим прозрением он осознал все: что его таинственный дар был им совершенно неважен, и не имело значения, найдется ему объяснение или нет. Для них важно было даже не то, чтобы этого дара у него не было, они хотели исключить саму возможность его наличия.

Отпусти меня, крикнул он прямо в незащищенное теперь сознание дель Моро.

Инквизитор пошатнулся и чуть не упал, услышав этот беззвучный крик, его сила многократно превышала силу обычного крика; никогда за тридцать лет службы экзорсистом он не встречался ни с чем подобным. Он обратился к Риверо, по лицу его бежали струйки холодного пота.

— Сомнений нет. Он одержим бесом! Ради всего святого, давайте кончать с этим.

В ту же секунду Эркюль Барфусс потерял сознание, что и спасло ему жизнь. Глянув на его безжизненное тело, дель Моро и Ривера решили сделать паузу, чтобы навести справки о весьма важных событиях, происходящих в здании в квартале отсюда; им надо было узнать, каковы успехи четырех новых послушников, предшественников сапиньеров, сотрудников появившейся в конце девятнадцатого века Sodalitium Pius,[20]как назовут секретную службу Ватикана — им было поручено заткнуть рот главному свидетелю.

* * *

Юлиан Шустер внезапно открыл глаза. Он лежал на узкой койке в своей келье и пытался понять, откуда исходит разбудивший его голос. Никого не было. Только его собственные сомнения, коварно притаившиеся где-то в темноте.

Но потом он услышал этот голос снова — голос был в его сознании.

Эркюль? спросил он. Это ты?

Скоро умру, ответили ему.

Он еле различал слова. Напряженно вслушался, но теперь был слышно только бормотание где-то в нижних коридорах, где размещалась контора братства.

Потом он услышал голос снова, на этот раз гораздо яснее.

Шустер, сказал голос, нам надо уходить отсюда…

Эркюль? вновь спросил он. Это и в самом деле ты?

Ответ прозвучал сразу.

Времени нет… они приближаются…

Шустер встал. Его ноги дрожали так, что он боялся упасть.

Кто — они?

Их четверо… Они уже в доме…

Монах снова огляделся, словно бы надеялся увидеть своего подопечного, но ничего не увидел, кроме унылых серых казарменных стен. Ему с большим трудом удавалось сохранять равновесие — казалось, он вот-вот упадет.

О ком ты говоришь?

Неважно… Поторопись…

Четыре молодых человека, избранных кардиналом Риверо для этой миссии, и в самом деле находились в пятидесяти шагах от кельи Шустера. Один из них дошел уже до этажа, где размещалась контора, и приближался к чердачной лестнице. Он остановился на секунду и нащупал в кармане кушака моток медной проволоки.

Ради всего святого, поспеши, сказал голос. Иди налево, в конце коридора есть дверь в чулан… делай, как я говорю, если тебе дорога жизнь…

В коридоре царила тьма. Шустер услышал на лестнице шаги и чье-то дыхание. Неизвестные двигались крайне осторожно. В двадцати метрах он нашел дверь и беззвучно проскользнул в чулан. Это был какой-то склад, набитый крестами и курильнями.

На полу лежит ковер… сверни его… там есть люк… открой его и спускайся вниз… они приближаются…

Откуда ты знаешь? спросил Шустер.

Вижу… нет, чувствую… ты тоже сможешь, если постараешься…

Но Шустеру даже не надо было стараться — в состоянии между сном и пробуждением, в том ничтожном пространстве между обмороком и смертью, где так легко сделать решающий шаг, но невозможно изменить его последствия, голос мальчика звучал, преодолевая время и пространство, через стены и залы, через извилистые коридоры старинного здания, того самого здания, где Лойола когда-то с ужасом смотрел на мир, который уже не мог понять, и голос этот неведомыми путями связал Шустера с сознанием одного из юношей, посланных его убить. Лишь на мгновение Шустер погрузился в его душу, но за это мгновение он успел увидеть юношу, который много лет спустя отличится в баталиях вокруг первого ватиканского консилиума и склонит представителей Польши и Литвы проголосовать за решение о непогрешимости папы. Шустер не понимал, как он может знать все это, это же было будущее, как и не понимал, откуда ему известно, что беспощадность этого человека поможет ему стать по рекомендации папы Пия IX одним из внушающих наибольший ужас людей своего времени, начальником Sodalitium Pium, секретной службы Ватикана. Шустеру также открылось, что он был поляк по происхождению, имя его было Витольд Коссак, но окружающие называли его Лобо — волк. И еще Шустер понял, что Эркюль был прав — этот мальчик послан его убить.

О, Боже, подумал он в ужасе, Эркюль, где ты?

Там, где ты меня оставил…

Как и предсказал голос, под ковром был люк. Он совершенно ясно слышал теперь голоса в коридоре — кто-то вышиб дверь в его комнату и издал крик разочарования. У меня всего несколько секунд, подумал он, сейчас они начнут искать в коридоре, открывать все двери подряд, пока не найдут этот чулан.

В середине крышки люка было железное кольцо. Он с огромным напряжением поднял ее и увидел лесенку, ведущую к продуктовому лифту.

Спускайся вниз, сказал голос, залезь в лифт и открой крючок…

А если он меня не выдержит? подумал он. Будет ли это моей последней памятью?