Поезд для Анны Карениной - Нина Васина

— Ну и дура же ты, — улыбнулась Далила, — почему бы тебе просто не поверить мне, когда я говорила, что чужие дети — это чужие дети! Это чужие жизни, понимаешь, и, чтобы любить этих уродцев, как ты их называешь, нужна самая малость — родить их! Тебя не тошнит хотя бы, когда ты меняешь пеленки?

— Нет.

— Если ты не будешь нормально есть, спать и отдыхать, ты станешь для них опасна, потому что возненавидишь их, понимаешь?

— Да.

В дверь позвонили. Далила пошла открыть, а Ева расставила руки, наклонившись над столом, чтобы, дернувшись, близнецы не смогли упасть.

Далила несколько секунд смотрела в отлично выбритое лицо Бори Комлева, потом она опустила глаза, отметив его отглаженный костюм и брюки, задержалась взглядом на кожаном большом портфеле в правой руке Бори и на обручальном кольце на этой самой руке.

— Так я могу войти? Я должен видеться с детьми! — Боря уже возмущался — эта незнакомая женщина не отвечала на его вопросы.

Совершенно неожиданно для себя Далила протянула руку, уперлась ладонью в его лоб и резко оттолкнула от себя.

Боря, делая руками движения, как будто хотел взлететь, уронил портфель, но на ногах удержался, всего в нескольких сантиметрах от лестницы. Он очень сильно побледнел, стал кричать что-то про милицию, Далила закрыла дверь.

— Кто это там орет? — поинтересовалась Ева, уперевшись локтями в стол над близнецами. Она терпеливо ждала, когда они рассмотрят ее круглыми огромными глазами, и вдыхала теплое, совсем незаметное дыхание. Не удержалась, потерлась носом о мягкий обнажившийся живот мальчика. Сережа взвизгнул и дернулся, суча ножками. Ева засмеялась.

— Ошиблись дверью! — крикнула Далила, выходя из ванной. — Значит, план действий такой. Ты сейчас ешь, потом гуляешь с детьми. Я их кормлю, одеваю и помогаю вынести на улицу Иду по магазинам. Хеша моет посуду и протирает пол. Вопросы есть?

— Смотри, как я приспособилась брать на руки двоих сразу! — похвасталась Ева, наклонилась, почти легла на близнецов, поудобней захватывая в ладони их спинки и придерживая средними пальцами головки, потом медленно поднялась, уложив детей на себя. — А девочка уже хочет держать головку!

— А этот… твой муж, он приходит в гости? — поинтересовалась невинно Далила.

— Пусть только попробует! — пригрозила Ева, и Далила вздохнула с облегчением.

Майор Карпелов навестил в больнице Пеликана и поехал за город к любимой женщине, потому что был уже вечер пятницы, в Москве наступили теплые сумерки с застывшим воздухом, ленивыми фонарями и текущими светящейся рекой по асфальту машинами. И хотя Карпелов любил вечернюю Москву, он с радостью поехал на вокзал, потому что его любимая женщина… И еще пекла отличные пирожки.

И Ева Курганова, и Карпелов, и Миша Январь, завалившийся в этот вечер со своей девочкой на дискотеку, и Пеликан, вдыхая запах принесенной майором клубники, запомнили этот пятничный вечер как что-то спокойное и приятное.

Потому что суббота для всех стала кошмаром.

Близнецы орали всю ночь. Ева сказала, что сидеть с ними будет она, закрыла поплотней дверь в комнату, где пытались спать Далила с Кешей, ходила возле кроватки и читала стихи вслух. Она заметила, что вдвоем они кричали редко и минут по пять, в основном — по очереди, и это было необъяснимо. Мальчик напрягал в крике все свое маленькое тельце, сучил ножками, девочка кривилась, но молчала. Потом она начинала орать, а мальчик постепенно замолкал, честно пытался задремать, закатывая глаза, но что-то в его организме ему очень мешало, он вздрагивал и кривился, дожидаясь своей очереди поплакать.

— Я — только бабочка в пространстве цветочного непостоянства, я — только воздух, только всхлип… — Ева ходила медленно, неслышно — с пятки на носок, — …рассвета, тронутого ветром, я только бесполезный клип, мой сочинитель вдруг охрип, оглох! — Ева повысила голос, потому что близнецы несколько минут орали вдвоем. — И стал ужасно нервный.

Далила вышла из комнаты и смотрела на нее.

— Из всех цветов он хочет брать лишь только черный или белый и виноватого искать, как все мужчины любят делать…

Далила опустилась на пол, прислонившись спиной к стене.

— А если включить музыку? — спросила Ева, заметив Далилу. Далила молчала. Ее глаза наливались слезами. — Эти стихи посвящаются мне. Подходят?

Далила кивнула, закрыв глаза:

— Он действительно переборщил, когда сочинял тебя. А потом пожалел об этом. — На коленки упали крупные слезы.

Часам к пяти близнецы обессилели и затихли. Короткая серая ночь сменилась сумерками рассвета.

На рассвете в тюремной больнице, где лежал Пеликан, раздался звонок. Дежурный взял трубку. Он, зевая, выслушал говорившего и очень удивился. Мальчонку с простреленным ухом и нервным шоком собирались забрать именно в это предутреннее время на допрос.

— Документы в порядке? — удивленно спросил дежурный, кивнул невидимому собеседнику, положил трубку и достал ключи.

Он разбудил Пеликана и повел его, плохо соображающего, по длинному коридору, потом по лестнице вниз. На первом этаже пост светился одинокой лампой, на столе лежал развернутый журнал. Дежурного не было. Еще не ощутив тревоги, пожилой человек тронул Пеликана за плечо и посадил на стул. Сам прошелся по коридору. Тишина. Когда он повернулся к столу, то вздрогнул и застыл на месте. Рядом с дремлющим пареньком стоял высокий человек в камуфляжной форме и черной трикотажной маске — шапочкой на лицо. Дежурный не слышал ничего — ни движения, ни звука шагов. Человек стоял неподвижно, заложив руки за спину и чуть расставив ноги. Чем ближе подходил к нему дежурный, тем сильнее и сильнее давила в грудь тревога.

— Это я вам звонил только что насчет Круг-лова Николая, — сказал человек и вдруг положил руку на голову парнишке, не давая тому поднять ее и рассмотреть говорившего. — Я его забираю, вы не против?

Дежурный вспомнил жену, дочь и внуков — двух мальчиков, рыжих, вихрастых и очень похожих на деда. Он ничего не сказал и не пошевелился, пока мужчина уводил открывшего от удивления рот Пеликана. Сначала по коридору до решетчатой двери, возле которой тоже никого не оказалось, потом дальше, не оглядываясь, словно точно зная, что дежурный ничего не сделает.

Дежурный подождал минуту. Потом позвонил и объявил тревогу, рассказав подробно, как выглядел мужчина и описав оружие, которым ему угрожали. Потом посидел еще минуту, глубоко вдыхая и медленно выдыхая, уговаривая себя повторить еще раз про оружие, чтобы ничего не забыть и не попутать. Потом тяжело поднялся и пошел искать своих сослуживцев, молодых и сильных ребят, молясь про себя, чтобы они были живы.

— Виктор Степанович, — шепотом сказал в автомобиле Пеликан, еще не придя в себя и тараща восторженные круглые глаза, — вы меня из тюрьмы сбежали?!

— Не из тюрьмы, а из больницы, — подмигнул ему в маленькое зеркальце отстрельщик Хрустов, сдернув маску, — держись покрепче, сейчас погоняем по городу!