Реквием Сальери - Надежда и Николай Зорины

Машина резко тронулась. Водитель даже не повернулся, чтобы уточнить, куда ехать. Значит, все было спланировано заранее: водителю известен был и маршрут, и то, что Виктор окажется в этой машине.

Ему не задавали никаких вопросов, кто он такой, откуда взялся и что здесь вынюхивает, не пытались выведать, что успел рассказать ему Соловьев. Вывод напрашивался сам собой: кто бы он, Виктор, ни был, что бы ни узнал, – это уже не имеет никакого значения. Виктор не представляет для них никакой опасности, никакого интереса, потому что после этой поездки помешать уже не сможет. Скорее всего, это произойдет где-то за городом, там, где почти не бывает людей. Через полчаса, через сорок минут, максимум через час – и для него ничто уже не будет иметь значения.

Он прекрасно понимал, чем закончится эта поездка в старом, таком мирном на вид «жигуленке». Но странно, в голове все крутилась мысль, совершенно неважная, даже в чем-то неуместная теперь – та самая, что возникла, когда он садился в машину. «Реквием» Сальери – вот что царапнуло его в квартире Соловьева. Никакая не фраза, брошенная этим безумным трудоголиком, а диск с «Реквиемом» Сальери. Диск лежал на столе среди распечаток. Виктор скользнул по нему взглядом, в тот момент лишь отметив, что где-то когда-то что-то такое… но мысль не сформулировалась до конца, не успела, он отвлекся на другое. И только когда Виктор садился в машину, чтобы совершить свою последнюю в жизни поездку, он вдруг вспомнил: горничная Светлана передает разговор Мартиросяна с его таинственным гостем – в этой связи и был упомянут «Реквием» Сальери.

Пейзаж за окном изменился – «жигуленок» выехал за город. Времени почти не осталось, впору затянуть «Реквием» по самому себе. «Реквием». «Реквием» Сальери… Какую роль он играет в этой истории? Город остался далеко позади, цель их поездки приблизилась. Возможно, портье из гостиницы в Синих Горах что-то знал по этому поводу. Что ж, скоро расскажет. Вот только Полине передать эту информацию уже не удастся, ведь она не видит мертвых…

Не к месту, не ко времени со щемящей тоской Виктору вдруг вспомнилась их первая встреча, как они застряли в лифте. А потом, без всякого перехода, – последняя. Он не имеет права погибнуть так глупо и бессмысленно! Погибнуть и не рассказать – словами, а не этим дурацким букетом, – как он любит Полину, как полюбил с той самой первой встречи.

Машина свернула на проселочную дорогу, слева густой лес – цель поездки обрела конкретный образ. Виктор скосил глаза – пистолет хоть и упирается по-прежнему в бок, но словно по инерции – палец его стража не на спусковом крючке, немного вбок, немного ниже. Его похитители успокоились, посчитав, что он полностью покорился судьбе. Ну, что ж, ну, что ж!..

Вырубить нужно сначала водителя. Резким движением выбросить руку вперед, ударить по шейным позвонкам, а затем так же резко отбросить свое тело в сторону. И тогда, может быть, удастся уклониться от выстрела. Попытка только одна.

Машину тряхнуло на выбоине. Лес приближался. Деревья, казалось, несутся навстречу. Виктор резко наклонился вперед и нанес удар ребром ладони. И в следующий момент понял, что все рассчитал правильно. Водитель упал лицом на руль. Машина вильнула и врезалась в дерево. Прогремел выстрел. Удар немыслимой силы обрушился на Виктора – и все погасло.

* * *

Черная, жирная земля под ногами не давала идти. Ноги разъезжались и подвигаться вперед не получалось. Виктор отчетливо видел Полину – вон она, стоит у дерева, лицо искажено ужасом, – но никак не мог к ней приблизиться. Он должен ее успокоить, объяснить, что ничего страшного не произошло: эти хризантемы, да, в сущности, вся его поездка в Нальчик – не более чем одна из комбинаций Соловьева. Одна из комбинаций, которую, впрочем, придумал не он, а тот, кто поселился в его голове и заставляет работать с бешеным, нечеловеческим рвением. «Реквием» Сальери – он причина всех этих недоразумений, начало и конец, первое и последнее слово в их с Полиной несостоявшихся отношениях. Все это нужно ей объяснить, но как до нее добраться? Виктор хотел ухватиться за ветку, чтобы подтянуть свое непослушное тело, хоть на шаг приблизить его к Полине, но рука промахнулась, лишь слегка задев ветку. Она закачалась перед глазами, черная, как земля под ногами, закачалась, вычерчивая кривую работы его израненного мозга, закачалась, заштриховывая, словно черным карандашом, стоящую у дерева Полину. Но почему она сама к нему не подойдет? Или это еще одна подневольная комбинация Соловьева? И этот гул, непрекращающийся гул, от которого голова просто раскалывается – черная кривая набирает обороты, – тоже лишь комбинация? И сколько еще будет таких комбинаций? Ведь Соловьев признался, что только в начале пути и многое ему еще неизвестно. Гул нарастает, ветка качается все быстрее, торопится заштриховать. Заштриховала – Полина исчезла. Осталась почти сплошная чернота с редкими, незаштрихованными, точками. Телу холодно и неуютно, голова, кажется, сейчас просто взорвется от боли. И снова гул…

Вот оно что! Этот гул – рев двигателя влетающего самолета. Очевидно, где-то поблизости аэропорт. А чернота, испещренная светлыми точками, объясняется просто – наступила ночь, над ним темное звездное небо. Он лежит навзничь на земле. В лесу, куда его привезли, чтобы убить.

Темное звездное небо, деревья вокруг… С кем-то однажды уже случалось нечто подобное… Кто-то когда-то ему рассказывал. Кто, где, когда?

Полина рассказывала, а ей Инга. Инга лежала вот так же, как он сейчас, а потом вдруг оказалась в гостиничном номере в Синих Горах. Деревья, звездное небо… Гостиничный номер в Синих Горах… Кажется, он повторил ее путь. Нет, путь повторил Соловьев – путь Мартиросяна. А у них с Ингой – лишь совпадение. Совпадение, которое, возможно, приведет… Но, может, и не приведет, может, он ошибается. Ведь Инга утверждала, что прилетела в их город. Утверждала, однако никаких сведений о ней ни в одной из гостиниц не оказалось. И данных, подтверждающих, что она вылетела из Светлого, тоже. Потому что…

Жутко болит голова, невозможно сосредоточиться.

Потому что никуда она не прилетела! Эта мысль поразила Виктора настолько, что даже головная боль притупилась, и он смог приподнять свое распластавшееся на земле, непослушное тело. Сел, придерживаясь за ствол дерева, огляделся. Метрах в пяти от него вырисовывался силуэт искореженной машины. Что же случилось с его похитителями?

Виктор хотел подняться на ноги, все так же придерживаясь за дерево, но голова закружилась, и он опять едва не потерял сознание.

Что же случилось с ним? Он помнит, как прогремел выстрел. Неужели его все же ранило? Но, если так, насколько тяжела его рана? Сможет ли он самостоятельно отсюда выбраться?

Инга… Да, не потерять бы мысль.

Странно, почему такая простая мысль им с Полиной не пришла в голову раньше?

Странно, почему он догадался только сейчас. В такой неподходящий момент?

Потому что момент очень схож…

Преодолевая боль, тошноту, головокружение и страшную слабость, Виктор ощупал голову. Довольно кровоточащая рана на затылке, но не похоже, что от пули. Скорее всего, ударился о ствол дерева, когда его выбросило из машины. С большим трудом, с пятой попытки ему удалось встать на ноги. Медленно, медленно, передвигаясь от дерева к дереву, он добрался до разбитой машины. Дверцы с той стороны, где он сидел, не было, ее попросту оторвало. Удар получился огромной силы, жигуленок почти сплющило. Водитель… О, боже! Кошмарное зрелище! Проверять пульс не имеет никакого смысла, и так все ясно. А вот его страж, возможно, жив. Во всяком случае, если судить по внешнему виду, но подобраться к нему, чтобы пощупать пульс, невозможно.