Игла смерти - Валерий Георгиевич Шарапов

родню. А излишки бабы на базаре выменивали на мыло, спички, табак, керосин, одежду, крупу.

Сидевший на веслах Сильвестр походил на простого рыбака из ближайшей деревеньки или на работягу с новгородской фабрики «Русская фанера». Одежда и манеры его ну никак не тянули на уважаемого в блатном мире авторитета. Даже речь его не была сдобрена феней, как у московских знакомцев Анатолия – Шатуна и Хряпы. Обычный говор простого человека из северной глуши.

– Долго мы непогоду ждали, чтоб спокойно порыбачить. И тут наконец зарядил снегопад, да такой, что дорогу к берегу еле сыскали, – продолжал рассказывать Сильвестр. – Много нас той неспокойной ночкой с артелью прибыло. Две дюжины – не меньше. Да еще знакомые мужики с соседнего села подоспели.

– С Грязных Харчевен, которые мы проезжали?

– С них самых. В общем, пока топали через лес, разжились дровишками, развели на берегу аж четыре костерка, набили лунок, и давай ловить по чередке: половина мужиков греются, остальные тягают леску. Через час смена, и так всю ночь. И вот посередке ночи выпало мне сидеть у самой ближней к берегу лунки, что, по правде сказать, мою головушку и спасло.

– Чего ж стряслось-то? – сгорая от нетерпения, спросил Анатолий.

Уважительное любопытство паренька забавляло и одновременно подогревало самолюбие Сильвестра. Чего с него взять, не считая умения нырять и плавать? Городской, неженка, неумеха. А Сильвестр – взращенный на своем хозяйстве делец. Домовитый, авторитетный. И лагерной жизни хлебнул, и под фашистом в оккупации посидел, и уважаемым в Новгороде вором сделался. Потому, размеренно работая веслами, он вспоминал ту жуткую ночь в подробностях. Никому доселе в сочных красках он ее не описывал. А тут, видать, набродило в душе, наквасилось и просилось наружу.

– Сижу над студеной водой, тишина вокруг на многие версты, темень – только четыре красные точки на берегу мерцают да самодельные керосиновые фонари у каждой лунки. Клев был редкостный, натаскал я знатно. Минуток пять до смены оставалось. Вдруг слышу – в небе со стороны берега раздается с нарастающей силой гул. Все ближе, ближе… Потом ночную черноту разрывают два ярких снопа и слепят аж до рези в глазах. Признаюсь, оторопь тогда пробрала до костей, а то и глубже – даже не знал, что и подумать, ведь эта чертовщина приближалась и целила прямо в меня. Какие только окаянные мыслишки в моей головушке в тот момент не родились! И про секретное оружие, и про нечистую силу напрямки с того света… Помню, в ужасе упал с деревянного ящичка, прижался к плотному снегу, глаза зажмурил. Лежу, затылок закрыл руками и ни одной молитвы со страху припомнить не могу. Так вот…

Слушая захватывающую историю, Анатолий время от времени посматривал на окружавшие берега. Само озеро было огромным. На западе, за кормой лодки, темнел густой лес, среди которого располагался воровской бивак. Южный и северный берега уходили вдаль и у горизонта превращались в тонкие полоски. А противоположного восточного Анатолий так и не приметил, как ни напрягал молодое острое зрение.

– Сорок верст до него, – усмехнулся Сильвестр, углядев в глазах попутчика восторженный интерес. – В самый ясный день не увидишь.

– Это ж целое море! – завороженно прошептал москвич.

– Море не море, а размеры нашего озера велики.

– Послушайте, дядя… э-э… Сильвестр, мы отплыли от берега довольно далеко – с километр. Здесь же, наверное, очень глубоко!

– Вот этого не скажу, – качнул тот головой. – Куда я правлю, там метров двенадцать-тринадцать; на середке, можа, до пятнадцати. Про большую глубину не слыхивал.

Вор говорил вполне уверенно, и это успокоило. Оно и в самом деле – не на верную же погибель его везут! Хотя… временами Анатолий вспоминал о странной и загадочной смерти своего предшественника – пловца по имени Сергей. Поговаривали, будто много дней он исправно нырял на глубину. А однажды не вернулся, и что с ним приключилось, никто не знал.

Немного посидев, полоская ладонь в воде, он вздохнул – много еще было непонятного в работенке, на которую подрядился. Но отступать и отказываться от нее было поздно. Ведь уже и аванс уплачен, запрятанный мамашей под перину.

– Так что же случилось, Сильвестр? – вернулся Анатолий к давнему ночному происшествию. – Неужто это летел тот самолет, о котором ты говорил вначале?

– А что же это, по-твоему, могло быть, коли не он? – усмехнулся вор.

Решив передохнуть, он бросил весла, достал из кармана папиросы.

– Огромный немецкий транспортный самолет. Аж по два мотора на каждом крыле. – Он чиркнул спичкой и раскурил папироску.

– Зачем же он летел к вам на озеро?

– Откель мне знать зачем? Может, сломалось чего иль заблудился. А только колесами он долбанул аккурат в трех аршинах от моей башки. Да так пропахал, что лед за ним становился дыбом. Все мужики, что сидели дальше меня от берега, вмиг оказались в воде.

– Ну дела-а… – прошептал пловец. – Неужто все потонули?

– Одному, что недалече в сторонке сидел, тоже, как и мне, свезло – живой остался. А остальные все за минуту утопли. Одеты были хорошо, а вода уж больно студеная. Побарахтались, покричали и затихли в черной пучине. Даже по весне, когда лед сошел, никого не сыскали. Тринадцать мужиков в одну ноченьку Всевышний к себе призвал.

– А что же самолет?

– Самолет? – пыхтя дымом, с хитрым видом засмеялся Сильвестр. – Самолет поломал лед у берега, подскочил, опосля плавно сел и поехал себе дале к середке озера. Тут набежали с берега наши мужики, оттащили меня от огромной полыньи, пытались спасти кого-то из тонувших… В общем, шум-гам, базар-вокзал… И никто, окромя меня, не приметил, как светивший своими фарами самолет в паре километров от берега ковырнулся и тоже исчез подо льдом.

– Там, выходит, полынья была или как?

– Льда в ту теплую зиму совсем не намерзло к середке озера, а в двух километрах он был, но совсем тонкий. Видать, тяжелый самолет его и подломил. А может, и в какую дыру колесом попал, что от снаряда осталась.

Присвистнув, Анатолий кивнул:

– Вот оно как! Выходит, ты один про него знаешь?

– Выходит, так.

– И где же то место?

– Еще минут десять, и прибудем.

Последние десять минут Сильвестр больше глазел в бинокль, чем налегал на весла. Причем смотрел он поочередно на три береговых ориентира, разнесенных друг от друга на приличные расстояния. Поглядев на все маяки, он подворачивал лодку в понятном только ему направлении и делал несколько мощных взмахов. И вновь поднимал бинокль.

– Прибыли, – наконец объявил он и с силой зашвырнул в разные стороны два якоря.

Поежившись, Анатолий поглядел