Библиотекарист - Патрик де Витт

затем Боб изложил свою позицию, огласил свои опасения. Итан, хранивший молчание, пока Боб не закончил, только тогда спросил:

– А не думал ли ты, что она хочет, чтобы ты это сделал?

– Думал, – сказал Боб. – И решил, что это слишком смелое допущение.

На что Итан призвал его к действию, прибегнув к прямым, грубым не ради грубости выражениям и никак не учитывая то состояние трепета, в котором пребывал Боб.

– Ну, я, конечно, не знаком с этой девушкой, – сказал он, – но, сколько могу судить, нет на свете молодого мужчины или молодой женщины, которые были бы против того, чтобы совокупиться с партнером по своему выбору.

Боб вспыхнул, в гневе на то, что подобная пошлость может касаться Конни, и сказал, впервые произнеся это вслух:

– Нет, но послушай, я же ее люблю…

Итана эта декларация Боба удивила до крайности; игривость, написанная у него на лице, сменилась вдруг добротой, а затем и смущением.

– Ну, тогда это что-то другое, Боб, – сказал он. – В таких вещах, в самом деле, я мало что понимаю. Так что, может, и вправду брякнул что-то не то, но все-таки, на мой взгляд, любовь и плотская близость должны хорошо сочетаться. Твоя юная леди тоже живая, из плоти и крови, и хотя не исключено, что она никогда ни за что не захочет заняться любовью, мне кажется, ты оказываешь ей медвежью услугу, когда возводишь ее на какой-то там пьедестал. Вот что, давай-ка мы спросим Салли. Эй, Салли!

Салли как раз расставляла для них тарелки.

– Что?

– Нам нужен твой житейский совет, как ты насчет этого?

– Всегда готова!

– Отлично. Что ж, Салли, для меня это новость, но я только что обнаружил, что вот этот мой приятель влюблен, и по самые уши.

– Да ну? Надо ж, вот черт, поздравляю. Это здорово.

Салли похлопала Боба по руке, и ее улыбка была искренней.

– Но, понимаешь, тут есть проблема, – продолжил Итан. – Он влюблен до того, что вбил себе в голову, что для физической любви его дама слишком прекрасна.

– А, так ты один из них, – сказала Салли и покачала головой так, будто предвидела такой поворот. – Ох, брат…

– Но что мы ему ответим? – спросил Итан.

И Салли сказала Бобу:

– Я скажу это один раз, и тебе самому решать, верить мне или нет. Ты только пойми, что я говорю с тобой честно и с самыми лучшими пожеланиями тебе и твоей конфетке, ты слышишь меня?

– Слышу.

– Хорошо слышишь?

– Да.

Салли посмотрела в самые глаза Боба.

– Даже самой чистенькой белоснежной голубке время от времени хочется, чтобы ее притиснули к стенке.

– Видишь? – сказал Итан.

– Я права или не права? – спросила Салли.

– Ты права. Она права.

Нельзя сказать, что Боб совсем всерьез отнесся к совету, который он получил в тот день от Салли и Итана; но кто знает, возможно, то, что Конни и Боб консумировали свой альянс на следующем же свидании, не стало простым совпадением. У отца Конни обострилась одышка, он на сутки лег в больницу понаблюдаться, так что Конни впервые с тех пор, как Боб с ней познакомился, оказалась свободна на целые двадцать четыре часа. Впрямую, где она проведет ночь, они не обсуждали, но она явилась в дом к Бобу с подозрительно объемной сумкой через плечо – Боб это заметил, и то, что он это заметил, Конни тоже заметила. Они съели спагетти и распили бутылку вина, а потом прогулялись по окрестностям. Боб указал на торчащий из тротуара пожарный гидрант.

– Споткнулся однажды об него и разбил голову. Восемь лет мне было. Все залил кровью.

Уличные фонари включились, когда они шли вверх по ступенькам к дому; оказавшись внутри, Конни так и продолжила вверх по ступенькам идти в спальню Боба. Он следовал за ней, и после некоторых борений они по-дружески прилегли рядом. Это было недолгое упражнение. Потом Боб лежал и думал свои счастливые глупые мысли. Теперь он блудник, и внезапно все как-то сделалось хорошо.

Боб признался, что раньше никогда этим не занимался, и Конни явно была тронута тем, что она у него первая. Но когда она, в свой черед, не ответила ему таким же признанием, ему пришлось спросить себя, почему. Кожу подернуло холодком; зная, что выспрашивать неразумно, он все же не удержался, спросил, и тут выяснилось, что до Боба она уже занималась любовью с тремя другими мужчинами. Мужчин она называла парнями. Это резкое слово ранило Боба; когда он спросил, что она имеет в виду, употребляя его, она удивилась:

– Что значит, что я имею в виду?

– Я имею в виду, что, предположительно, это был кто-то из твоей школы, нет?

– Нет, Боб, я же тебе рассказывала, мальчишки в школе были просто кошмар. Мне даже думать о них было противно в таком ключе.

– Тогда кто же то был?

– Просто парни, и все.

Боб напрягся всем телом и зажмурился изо всех сил, а Конни, лежа на боку и подперев подбородок ладонью, внимательно на него смотрела.

– Я не стану рассказывать, если ты раздуешь из этого целое дело.

– Я не раздую, нет. Может показаться, что да, но я знаю, что нет.

– Для меня это ерунда, – сказала Конни.

– Ладно, – сказал Боб. – Я все понимаю.

Он понимал, кроме того, что ему это не на пользу, но поделать с собой ничего не мог и расспросил о подробностях. В общих чертах, пояснил он, набросок мягким карандашом; и Конни согласилась выдать ему то, чего, по его мнению, он хотел.

– Парень номер один, – сказала она, – был плотник, которого отец вызвал, чтобы заменить ступеньку на лестнице, ведущей в подвал. Ему было чуть за сорок: вялый, дружелюбный, с животиком, разведен. То, что мой отец решился оставить нас с ним вдвоем, должно дать тебе представление о том, что это был за тип. Не Гэри Купер, понятно?

– Да.

– Ты в порядке?

– Да.

– Я еще за несколько недель до того решила, что со всем этим надо кончать и что, как только появится шанс, я им воспользуюсь. И вот шанс появился. Я накрасила губы и принесла парню тост, перекусить; сидела, смотрела, как он ест, а после спросила: “Как тебе тост?” “Отличный”, – сказал он. Потом я спросила, нравлюсь ли я ему. Он надел очки и прищурился. “Конечно”, – сказал он. Я спросила, не хочет ли он зайти ко мне в комнату, и он поглядел на часы. – Конни со значением подмигнула. – Но, в общем, он оказался славный. То есть не свинья или что-то такое, и опрятный, вымытый, что уже не так плохо. Но само действо оставило грустное впечатление. После всего он стоял в ногах кровати,