Траектория птицы счастья - Татьяна Веденская

– Так что будем делать? – ласково улыбнулась девица. Я заставила себя вспомнить отражение в Карликовском зеркале, сжала зубы и улыбнулась ей в ответ.

– Все, что угодно, чтобы завтра вечером выглядеть лучше, чем сейчас.

– Тогда рекомендую начать с маникюра-педикюра, стрижки и питательной маски для лица, – окончательно влюбленным взором она проводила меня в глубину красиво декорированной студии, где меня должны были реанимировать и реабилитировать. Все за сутки.

– Вы в курсе, что у вас совершенно секущиеся волосы? – не стал ходить вокруг да около мастер-парикмахер, молодой человек этнической внешности. Наверное, бурят. Но на мой нестрогий вкус, никакого акцента, чистый московский выговор. Везет!

– Да что вы? – я неуверенно пощупала волосы. Волосы как волосы, свисают вниз, цвета неопределенного, темно-мышиного.

– Так же можно и вообще без волос остаться! – авторитетно закивал мастер.

– И что же делать? – растерялась я.

– При таких слабых волосах надо носить короткую стрижку, – заверил меня он. Дальше я, как под гипнозом, согласилась на все, что он мне предложил. Он красиво демонстрировал мне картинки из журналов, где прекрасные женщины смотрели на меня обольстительно и изысканно.

– Хотите быть такой? – спрашивал меня этот змей-искуситель. Еще бы, я не хотела. Он рассказал мне, что я имею практически такой же контур лица, как и у этих сирен. Что я смогу заманить в свою гавань еще не один одинокий корабль, если доверюсь его умелым и креативным рукам. Он мягко массировал мне голову, чтобы окончательно лишить воли. И потом, сонную, помытую и намазанную ароматным бальзамом, он запихнул меня в удобное кресло и включил музыку. Очнулась я только тогда, когда он резким движением отчекрыжил от моей шевелюры ее большую часть, оставив только жалкие пять-десять сантиметров. Точнее мне на глаз было определить трудно.

– Что вы делаете? – дернулась я. – Зачем так коротко?

– Ап! – улыбнулся он. – Теперь все равно уже поздно!

– Как поздно? – запаниковала я.

– Теперь вам остается только мне довериться.

– А вы уверены, что получится то, что надо.

– Как я могу быть уверен, – философски заметил он. – Посмотрим.

– Ладно, – я сглотнула слюну и зажмурилась. Пусть делает, что хочет. В конце концов, это всего лишь стрижка. Разве она может что-то изменить. И маникюр, пусть будет, хотя не далее, как к следующей смене придется стереть ацетоном все следы этого произведения искусства, похожего на творения ранних голландцев. – И как получается?

– Пока катастрофы не вижу, – меланхолично кивнул мастер и объехал меня на кресле без спинки.

– Это утешает, – согласилась я. Действительно, катастрофу я уже видела, и она отражалась от Карликовского зеркальца, которое, как в сказке, немедленно рассказало мне всю правду. Разве может быть еще хуже, подумала я. Однако, как я уже говорила, жизнь тем и интересна, что иногда преподносит нам сюрпризы. Когда цепкий бурят выпустил меня из своих лап, а произошло это ой как не скоро, я открыла глаза и увидела перед собой нечто. В зеркале передо мной стоял, дико озираясь, нелепый подросток, тощий и с длинной ненадежной шеей. Над испуганным лицом, прямо после бровей, возвышалась пышная шапка ярко-красных волос. Я онемела и раскрывала рот, как рыба, оставшаяся без воды. Потом сглотнула и спросила:

– А это смывается?

– Что, не нравится? – до странности удивился творец этого безобразия. Я бы даже сказала – тварюга.

– НЕТ! – рявкнула я.

– Но вы же просили сделать что-то необычное, яркое, – у бурята задрожали губы. Я же их, наоборот, сжала в тонкую ниточку.

– Я? Я просила что-то необычное? Это в каком таком месте? Ткните пальцем! – приходила в ярость я прямо в процессе разглядывания этого чуда парикмахерского искусства на своей голове.

– Вам очень идет! – старательно изображал он. Мне захотелось разрыдаться. В итоге нас пришлось разнимать администратору. В процессе долгих мучительных переговоров мы все решили, что: во-первых, стрижка действительно ужасная и мне не идет. Я требовала занести парикмахеру выговор в личное дело, но оказалось, что у них в их буржуйском салоне нет такого понятия – личное дело. Хотела бы я перестать бояться этого долбаного занесения! Во-вторых, к маникюру, педикюру и цвету лица я претензий не имею, и даже больше, тональный крем, которым им удалось замазать мои круги под глазами, готова приобрести за практически любые деньги. И, в-третьих, даже готова оплатить услуги парикмахера при условии, что кто-то переделает этот пожар на крыше и придаст мне обратно не экстремальный, пригодный для повседневной жизни вид. Что, в-четвертых, и было по возможности сделано. Волосы стали темными, цвета баклажана. Не могу сказать, чтобы я пришла в восторг от такого колора, но, по крайней мере, мне перехотелось побриться налысо и носить шапочку. На улице же уже была пусть и не самая теплая, но все же весна. Так что я бешено боролась за свое право ходить без головного убора. И путем какого-то достригания круглая дурацкая шапка вокруг моей черепушки трансформировалась в приличные, аккуратно обрамляющие лицо прядки.

– Хорошо, что он хоть не додумался сделать вам химию, – усмехнулась девушка Света, которой пришлось реанимировать мой внешний вид, а заодно и психику. – Но в следующий раз вы уж поосторожнее доверяйтесь мастерам. А то вам сделают полубокс, а потом скажут, что это концептуальная модель.

– Но я думала, что мастер из Такого Салона… – жалобно пищала я.

– Именно в Таких Салонах, как наш, мастера и делают себе имя. А иногда, и безобразничают. Кстати, эти процессы очень похожи, – доверительно сообщила мне Света. Я решила, что если мне придет еще раз в голову мысль обкорнаться, теперь я это сделаю только у нее. Но, так или иначе, дело было сделано. И завтра мне предстояло встретить Митю в аэропорту прямо в том виде, в котором я неожиданно оказалась. И когда моя Полина Ильинична при виде меня истерически взвизгнула и выронила из рук чашку, я поняла, что завтра лучше мне в аэропорту держать в руках табличку с моим именем. Что-нибудь вроде «да, Митя, это действительно я. Не проходи мимо». А то я рискую вообще остаться неузнанной. А это меня, как вы понимаете, категорически не могло устроить. Одно радовало. Я же ведь хотела, чтобы наша встреча прошла как-то торжественно, не обыденно. С этой точки зрения у меня был полный порядок. Потрясение было гарантировано нам обоим.

На сегодняшний день приходится констатировать факт, что в целом отношение к Скорой Помощи серьезно ухудшилось. Не знаю, как в других городах, а в г. Москва уж точно. По каким-то необъяснимым причинам огромное количество граждан причисляет врачей на белой карете к категории обслуживающего персонала. То есть, считает чем-то навроде уборщиц. На самом деле, я лично с огромным уважением отношусь к уборщицам. В конце концов, даже моя Мадана в силу жизненных обстоятельств тоже трет полы в торговом мегацентре в Химках. Интересно, как бы весь наш сытый пресыщенный впечатлениями московский люд почувствовал себя, если бы из города одномоментно. Веселая бы получилась картинка. Переступая через груды мусора, разваленного прямо на дорогах, москвичи бы зажимали носы и хором бы ворчали: куда смотрит Лужков. Ибо в Москве за все и все несет ответственность не Господь Всемогущий и не соответствующие службы, а господин мэр лично. Персонально. Иногда совместно со своей деловитой супругой. И хотя на сегодняшний день от мэра городу одна сплошная польза, только ленивый не успел пройтись по его персоне асфальтоукладчиком. Ну, не любят у нас люди тех, кто имеет наглость что-то делать. А уж тех, у кого это действительно получается, вообще люто ненавидят. Но это так, к слову. А про мусор мне, на самом деле, есть еще чего рассказать.