Одинокому везде пустыня - Вацлав Михальский

- Нет, она с острова Джерба, - сказала Мари. - А что умная, то правда, у него и младшая жена умная, и мальчишки у них прелесть. Я учу их русскому языку, уже болтают почти свободно и, главное, без акцента. Когда учат язык сызмальства, то говорят без акцента.

- Да, именно так, - подхватил разговор доктор Франсуа, которому сразу стало интересно, как только заговорили об изучении языков, глаза его засветились.

Губернатор молчал, задумавшись.

- А что вы сделаете с разбойниками, когда поймаете? - спросила его Мария.

- Расстреляю, - ответил он равнодушно и продолжал обмозговывать свое, заветное.

- Нет! - воскликнула Мари, побледнев. - Я вас умоляю, не делайте этого!

- Почему? Вы хотите потворствовать бандитам?

- Нет. Я хочу, чтобы у меня не было репутации убийцы. Я собираюсь жить в Тунизии долго.

- Ну что ж. - Губернатор, помедлив, так остро, пытливо взглянул на Марию, будто увидел ее впервые в жизни и она чем-то его удивила, а точнее сказать, заинтересовала. - Что ж, это аргумент. Хорошо, я подарю им жизнь. Вернее, вы это уже сделали.

- Вы с Франсуа не поедете на службу? - спросила мужа Николь.

- Нет. Мне хотелось бы обстоятельно поговорить с мадемуазель Мари. Если это возможно, - добавил губернатор, взглянув прямо в глаза Марии своими серыми, стоячими, как у волка, глазами.

- Учти, Мари, ты остаешься ночевать! - объявила Николь.

- Но я ведь не предупредила…

- Позвони. У них есть телефон?

- Конечно.

- Мадемуазель Мари, будьте любезны, пройдемте ко мне в кабинет, - предложил губернатор.

- А я ? - притворно обиженно вскрикнула Николь.

- А ты отдохни, дружок, у нас деловой разговор. Как ты говоришь - бумажный.

- Ладно, козленочек, а то я ревную! - наигранно пропела Николь. - Так уж и быть, я подожду вас.

В кабинете хозяина дома разговор сначала зашел о револьвере, который дожидался их на темно-зеленом сукне письменного стола.

- Тяжеленький, - ласково проговорила Мария, понянчив в руках револьвер и любуясь вороненой сталью его ствола. - Я тоже предпочитаю револьверы, у них хорошая дальность боя. Он пристрелян?

- Да. Надо брать чуть левее и выше, но это вы сразу ощутите, сразу поймаете момент - два десятка выстрелов, и все будет в порядке. Если хотите, потом постреляем в тире. Николь у меня большая любительница - так и лепит в десятки и в девятки!

Губернатор замолчал. Молчала и Мария.

- Мадемуазель Мари, - начал он наконец тихо и значительно, - то, что вы работали с банкиром Жаком, говорит слишком многое… Добавлять к этому мне ничего не нужно… А сейчас, когда вы самостоятельны, вы торгуете?

- Да.

- Чем?

- Если вы хорошо знали банкира Жака, то вам нетрудно догадаться.

- Оружием?

- Да, - не моргнув, солгала Мария.

- Что ж, тогда наши интересы тем более совпадают. Я хотел бы просить вас ознакомиться с моими личными деловыми бумагами. - Губернатор сделал значительную паузу. - Может быть, вы что-то подскажете мне. Мой поверенный уехал в Америку, и я сейчас вынужден сам заниматься тем, чем раньше не занимался. Может, вы возьметесь сделать контрольную проверку моих бумаг?

- Хорошо, - согласилась Мария.

- Когда мы могли бы начать?

- Мы уже начали! - засмеялась Мария. - Рассказывайте, показывайте, поясняйте.

- Вот это по-военному, такой подход мне по душе! - одобрил губернатор, и Мария впервые обратила внимание, что у него хотя и довольно крупные, но очень ровные и чистые зубы. - По рукам?

Он пожал ее протянутую ладошку вялой рукой сильного, уверенного в себе мужчины. Кисть руки была у него сухая, теплая, и это не могло не понравиться Мари и не вселить в нее надежду. Похожая рука была у ее благодетеля банкира Жака.

Туареги так ловко уходили от погони, что их поймали только к вечеру. Губернатор распорядился запереть разбойников на гауптвахте до разбирательства дела.

- Вы правы, - сказал он Марии, - пусть посидят два-три месячишка, а потом я отдам голубчиков в руки их племенного туарегского правосудия. Я прикажу устроить показательный процесс, и мы еще получим неплохие политические дивиденды.

- А вы стратег, - улыбнулась Мария.

- Работа такая! Без хорошей стратегии даже самая лучшая тактика бессмысленна. Как учит нас маршал Петен: всякий минус надо стараться обратить в плюс, для этого достаточно поставить всего лишь еще одну черточку - вертикальную! Чуть ли не батальон ловил ваших туарегов. До чего верткие и смелые, негодяи! - продолжал губернатор. - Только автомобили и аэроплан сожгли недельную норму горючего. У нас ведь жестко: на каждый чих норма. Военное министерство не любит незапланированных трат.

- А вы велите сегодня же составить акт о расходах. Подпишите его честь честью, завтра с утра заверьте у городского нотариуса, желательно у тунизийца, а не у француза. Кстати, потом и на содержание этих шалунов на гауптвахте также нужно будет составить акт и тоже заверить у независимого от вас нотариуса. Вы меня понимаете?

- Пока не понимаю, - озадаченно отвечал губернатор.

- Ну как же! Вы ведь сами сказали: всякий минус надо стараться обратить в плюс. Достаточно поставить еще черточку - вертикальную. Вот я и предлагаю вам грамотно подготовить иск к общине туарегов на те затраты, которые произведены по поимке и задержанию их соплеменников. Деньги-то надо вернуть…

- Мудрая мысль! Франция вас не забудет! - засмеялся губернатор, с восхищением глядя на Марию. - Вы настоящий финансист! Теперь я понимаю банкира Жака.

Николь перехватила его взгляд. Губернатор смутился и отвел глаза.

Разговор происходил в столовой, за ужином. Перед этим Мария позвонила в дом господина Хаджибека и сказала, что остается ночевать у своих русских друзей в Бизерте.

- А почему ты так сказала? - удивилась Николь. - Почему у русских, а не у нас?

- Потому, что семейству Хаджибека пока не следует знать о наших отношениях, иначе они просто оцепенеют от восторга и страха. Ты подумала, кто они и кто вы?!

- Не подумала, - как маленькая, отвечала Николь. - Значит, мы должны прятаться от твоего толстого банкирчика?

- Не должны. Но всему свое время.

Перед сном Николь повела Марию в свою спальню показать карфагенскую вазу, которую подарил ей господин Хаджибек.

- Какая прелесть, настоящий антик! - похвалила Мария, оглаживая высокое горло керамической вазы, сохранившейся так, как будто ее изваяли только вчера.

- Я ее обожаю! - сказала Николь. - Каждое утро, как проснусь, взгляну на нее и подумаю: а ты-то, милочка, точно старше меня!