Княжий остров - Юрий Сергеев

Солнце взошло за лесом, прошило крышу светлыми лучами, а Окаемов стоял у печи, на которую водрузил икону Спаса, истово молился и просил прощения за грехи свои, за то, что мыслию проникает в недозволенный простому смертному запредел, за всех, кто шел с ним; умело читал молитвы.

Ирина связала отгоревший ремень и подала Егору крест опаленный. Тот покорно надел его на шею. Он уже так запутался в жизни и богах Окаемова, что не знал, кому молиться… Повторял, шептал слова вслед за Ильей: «Господи! Имя Тебе ~ Любовь: не отвергни меня, заблуждающегося человека. Имя Тебе — Сила: подкрепи меня, изнемогающего… Имя Тебе — Свет: просвети мою душу, омраченную житейскими страстями… Имя Тебе — Мир: усмири мятущуюся душу мою… Имя Тебе — Милость: не переставай миловать меня»…

«Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день. Дай мне всецело предаться воле Твоей святой. На всякий час сего дня во всем наставь и поддержи меня. Какие бы я ни получал известия в течение дня, научи меня принять их со спокойной душой и твердым убеждением, что на все святая воля Твоя. Во всех словах и делах моих руководи моими мыслями и чувствами. Во всех непредвиденных случаях не дай мне забыть, что все ниспослано Тобой. Научи меня прямо и разумно действовать с каждым членом семьи моей, никого не смущая и не огорчая. Господи, дай мне силу перенести утомление наступающего дня и все события в течение дня. Руководи моею волею и научи меня молиться, верить, надеяться, прощать и любить. Аминь!»

- Окаемов, где ты такие молитвы нашел? — удивленно спросил Егор, когда Илья закончил.

- Молитва Иоанна Кронштадтского и последних оптинских старцев.

В растворенные двери овина ударило солнце… На его золотом поле, в божественном озарении Ярила, ходил темный силуэт Николы Селянинова с винтовкой на плече. И мысли его были о войне и хлебе. Он тревожно всматривался и вслушивался, ждал на своей земле врагов лютых, чтобы защитить ее… Все эти ученые разговоры и недавние события привели к упорной мысли, что после войны засядет за учебу. Желание постигать все новое у него отродясь было жаждой неуемной, все ловил на лету и запоминал… Сейчас представил, как после войны в Барском на посиделках как вывалит все о письменах редких и богах древних, Настюха, небось, возгордится за него. «Не-е, — уверенно решил он, — надо непременно податься в учение… так интересно, сил нет!»

Егор шатко поднялся и приказал собираться в путь. Ноги его еще плохо слушались. Окаемов заметил, что он как-то изменился и замкнулся, словно чем-то испуган. Он отвел Быкова в угол и тревожно спросил:

- Что с тобой? Может быть, в лесу переднюем, отлежишься до вечера?

~ Дневать нам так и так в лесу, — вздохнул Быков, хотел что-то сказать и передумал, осмотрел Окаемова с ног до головы и вдруг вымолвил: — Пулю из-под ребра тебе надо срочно вынать.

- А ты откуда знаешь про пулю? Она у меня там уже десять лет…

— Как перейдем к своим, срочно вырежь пулю, операции пустяковая, она у тебя уже вылезла под кожу… начала блуждать и может наделать беды… А откуда знаю — не спрашивай… Потом скажу, дай опомниться, — он вернулся к потухающему костру и посилился взять вещмешок на плечи.

Селянинов возмущенно отнял и понес сам. Шел Никола и чуял, как шевелится завернутый в немецкий каучук русский Спас — боеприпас невиданной силы и действия для врагов пришлых. Самое секретное оружие Руси Великой…

* * *

Егор чувствовал себя неважно, хоть храбрился и шел впереди всех, но слабость непонятная сковывала движения, хотелось лечь и уснуть, дать роздых избитому телу. Он уже понял, что был за пределом жизни, и удивленно оглядывал свою спасительницу, терпеливо вышагивающую следом. Она уже переоделась в застиранную линялую гимнастерку, успела подшить свежий воротничок, выглядела опрятно и подтянуто. Он невольно ловил ее взгляд, когда оборачивался, и опять незримая теплая искра прилетала к нему и радостью сжимала сердце.

Густым подлеском обошли льняное поле, Егор забирал все глубже в лес, выискивая укромное для дневки место. Вскоре он нашел его. В чистом сосновом бору возвышался холм на краю глубокого оврага-промоины. На самом верху высотки рос густой кустарник, укрывший их. Во все стороны далеко было видно, а в случае опасности можно уйти овражком. Егор приказал отдыхать и сам тяжело опустился на густой покров старой хвои. Смолистый дух бора кружил голову, солнце играло в вершинах сосен, светлыми столпами опадало сквозь разрывы крон до самой земли. Лес был наполнен птичьими голосами и легким гулом ветра наверху.

Вдруг сквозь этот шум они услышали за лесом знакомый металлический стук, кто-то частыми ударами отбивал на обушке косу. Николай Селянинов встрепенулся, как старый боевой конь, услышавший зов трубы. Вопросительно посмотрел на Егора. Они научились уже почти без слов понимать друг друга. Быков отрицательно покачал головой и проговорил:

— Одного не пущу, дождемся вечера и все вместе попробуем добыть харчей.

- Я пойду с ним, — твердо сказал Окаемов, — если питания не сыщем, немцы нас голыми руками возьмут. — Пошли, Николай! Не беспокойся, командир, мы скоро вернемся.

— Не имею права я рисковать тобой, Илья Иванович. Не дай Бог…

- Ладно-ладно, отдыхай, на тебе лица нет… Крепкое испытание нам выпало, Перун тебе мету оставил. Поспи… Ирина, а ты посматривай кругом и если что, разбудишь.

Настороженно проглядывая лес, они мелкими перебежками скрылись в ту сторону, откуда тек звонкий голос косы. Егор развернул плащ-палатку поверх хвои, проверил оружие еще раз и сонно проговорил:

— Извините, я действительно посплю, у меня внутри все словно обожжено, но сейчас уже лучше.

- Спите, я покараулю, — она взяла в руки пистолет Егора и осмотрелась кругом, — все будет хорошо. Это обычные симптомы после удара электричеством… Спите.

Егор только прилег и сразу провалился в сон. Пред ним распахнулись какие-то чудные цветные миры, он бродил в них и летал, встречал старых друзей и знакомых, снились охоты и рыбалки в Якутии, грязный Саманный городок Харбина и шумный ресторан «Самовар», где когда-то слушал игру гениального русского балалаечника, спившегося без Родины. Потом он увидел себя на берегу огромного чистого и теплого озера. Прозрачные до дна волны накатывались на галечный берег. Егор чувствовал за своей спиной самых близких своих друзей, говорил с ними, но почему-то не видел их лиц. Он забрел в воду и положил на нее большой надувной плот, они все легли на плот, но волна раз за разом отбрасывала к берегу. Егор управлял плотом, погружая его край в воду, и наконец поймал мгновение… Плот чудесным образом сам легко заскользил по озеру. Теплая вода просматривалась до дна. На большой глубине, среди причудливых скал и водорослей, лежали на песке серебряными слитками большие караси… они были недвижимы, словно впали в зимнюю спячку. Плот летел по воде… Карасей становилось все больше, среди них появились и золотые, красно-червонные, они лежали отдельно. Потом открылись целые груды серебряной и золотой рыбы, но Егору почему-то хотелось поймать большого тайменя. Он смотрел вниз, и вдруг из-под плота, опережая его бег, стала выходить огромная рыбина. Егор сразу угадал небывалой величины тайменя, с отчаяньем обнаружил, что у него нет никакой снасти. Он сунул руки в воду, обнимая тайменя… и вдруг испуганно проснулся, сел, тревожно озираясь.