Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

Вашингтонские переговоры завершились 29 июня. В заключительном коммюнике Черчилль и Эйзенхауэр объявили о своем согласии с тем, что Западная Германия, которая к этому времени уже стала Федеративной Республикой Германией, «должна занять место равноправного партнера в сообществе западных стран, где может внести достойный вклад в обеспечение безопасности свободного мира». Так была реализована идея, высказанная Черчиллем еще в Цюрихе восемь лет назад. Днем за обедом обсуждался вопрос англо-американского сотрудничества в ядерной сфере. Результаты этого обсуждения остаются тайной по сей день. Из Вашингтона Черчилль улетел в Оттаву, где сообщил премьер-министру и министру обороны Канады о решении Британии производить водородные бомбы.

Днем 30 июня в Оттаве Черчилль выступил с радиообращением к канадскому народу, затем поужинал с премьер-министром, после чего сразу уехал в аэропорт и улетел в Нью-Йорк. Приземлившись после полуночи, он уехал в порт и поднялся на борт «Куин Элизабет». В полдень он уже был на пути домой. Во время плавания он, как записал Колвилл, «окончательно решился на экспедицию в Россию, где собирался заявить, что освобождение Австрии является основой улучшения отношений».

Иден, бывший с ним на борту, настойчиво уговаривал Черчилля принять окончательное решение об отставке. Черчилль согласился. 2 июля он сказал, что в начале августа съездит в Москву, а 21 сентября передаст бразды правления Идену. В этот же день Черчилль продиктовал телеграмму Молотову, в которой указал, что хочет встречи с советскими лидерами «в качестве прелюдии для широкого соглашения, которое может быть достигнуто». Получив текст этой телеграммы, Эйзенхауэр откликнулся: «Вы не теряете времени даром!»

Иден был недоволен, что Черчилль собирался послать телеграмму с борта корабля, не посоветовавшись с кабинетом министров. «После серьезного разговора, – записал Колвилл, – вызвали Идена, и постепенно был достигнут компромисс: Черчилль отправит телеграмму кабинету, как того хотел Иден, получив право сказать, что Иден в принципе согласен (чего, разумеется, не было). Иден бессильно уступил». К удивлению и удовлетворению Черчилля, на предложенный текст телеграммы откликнулся Батлер, сообщив, что он «в принципе доволен основной идеей». В результате телеграмма ушла в Москву. Впрочем, никто из членов кабинета министров, кроме Батлера, ее не видел.

6 июля «Куин Элизабет» прибыла в Саутгемптон. На следующий день Черчилль сообщил кабинету министров о решении производить британскую водородную бомбу. «Нет сомнений, – сказал Черчилль, – что лучшая гарантия сохранения мира – четко дать понять потенциальным агрессорам, что у них нет шансов уберечься от сокрушительного возмездия». Вечером Черчилль получил ответ Молотова на телеграмму. Тот очень благожелательно отнесся к предложению о встрече в Москве между ним и Маленковым. Казалось, все складывается благополучно для последнего великого государственного акта Черчилля. Но 8 июля на заседании кабинета выяснилось, что многие министры против инициативы Черчилля и глубоко оскорблены тем, что она была предпринята без консультаций с ними.

Лорд Солсбери и Гарри Крукшенк заявили о своем несогласии с телеграммой Черчилля Молотову. Сокрушительный удар инициативе Черчилля нанес Батлер. Он сказал, что телеграмму получил во второй половине дня в субботу 3 июля, будучи в Норфолке, и она была адресована ему лично. «В ней не было сказано, – заявил Батлер, – что требуется мнение членов кабинета. Более того, прежде чем он успел отправить свои комментарии, от премьер-министра пришла вторая телеграмма с запросом, передано ли сообщение в Москву. Это, – сказал Батлер, – укрепило меня в том, что мнения коллег-министров не ждут. Впрочем, это в любом случае было бы слишком сложно, поскольку министры уже разъехались на уик-энд».

Заявление Батлера шокировало министров. Стало ясно, что большинство из них не поддерживает визит в Москву. Черчилль попытался найти выход, сказав, что предварительно проконсультируется с Эйзенхауэром. Это было принято. Но он не собирался отказываться от идеи трехсторонней встречи, сообщив Эйзенхауэру 9 июля: «Я не намерен ехать в Москву. Мы можем встретиться только на равных, либо в Стокгольме, как вы предлагали еще до того, как заняли свой пост, либо в Вене. Оба варианта приемлемы. Энтони предложил третий, по-моему, самый лучший, а именно Берн. Маленков мог бы приехать в Берн после завершения Женевской конференции, Молотов – прямо из Женевы, и мы с Энтони коротко пообщались бы с ними на одном уровне». Затем в Лондоне в сентябре могла бы состояться конференция трех или четырех держав.

«Конечно, – признавал Черчилль, – все это, возможно, несбыточные фантазии. Советы могут не захотеть встречаться нигде, кроме Москвы. В таком случае на данный момент придется все отложить. Либо они ничего не предложат, а просто постараются расколоть англо-американское единство. Я лелею надежду. В конце концов, я лишь «расходный материал» и вполне готов быть им ради столь великого дела».

Иден в кабинете энергично выступал против инициативы Черчилля. Опасность предлагаемой встречи, объяснял он коллегам 9 июля, «кроется в отсутствии конкретной повестки дня и в тех вопросах, которые, вполне вероятно, могут быть подняты русскими. «Например, в виде альтернативы Европейскому оборонительному сообществу, – сказал Иден, – они могут предложить включение в состав НАТО объединенной Германии и расширение НАТО до такой степени, чтобы в нее вступил и Советский Союз. Что касается встречи в более широком масштабе, – предупредил Иден, – Британия должна быть готова к тому, что русские могут настаивать на том, чтобы она стала пятисторонней, с подключением коммунистического Китая».

Хотя Черчилль все еще не мог отказаться от надежды встретиться с Маленковым, общее мнение кабинета министров было против него. 16 июля Макмиллан встретился с леди Черчилль сообщить ей, что кабинет «на грани раскола» по этому вопросу. Некоторые старшие министры усмотрели в телеграмме, отправленной Черчиллем Молотову с борта корабля, антиконституционный характер. 23 июля на заседании кабинета было принято решение, что в дальнейшем при отправке телеграмм такой важности необходимы консультации с министрами. По существу же Иден откровенно и эмоционально заявил, что «в настоящее время не верит в полезность двухсторонних встреч с русскими». Впрочем, он весьма уклончиво добавил, что, если Черчилль, «со всем его огромным опытом» настолько уверен в необходимости этого, он «готов уступить – с условием, что встреча состоится не на русской территории». В результате кабинет отложил принятие окончательного решения на три дня, до следующего заседания. 26 июля стало ясно, что большинство по-прежнему против встречи Черчилля с Маленковым, где бы она ни состоялась. Черчиллю пришлось отозвать свое предложение.

Но фактор водородной бомбы убеждал его, что для окончания холодной войны необходимо предпринимать усилия. 29 июля, когда в палате общин раскритиковали англо-египетское соглашение, подписанное двумя днями ранее в Каире, согласно которому британские войска должны быть выведены из зоны Суэцкого канала, Черчилль попросил парламентариев рассмотреть этот вопрос в более широкой перспективе. «Из отношения к Суэцкому каналу и положению, которое мы занимаем в Египте, – сказал он, – вырисовываются страшные последствия, которые подбрасывает нам воображение». Он пояснил: «Если попробовать представить в общих чертах первые несколько недель войны в условиях, которые нам неизвестны и о которых нам никто не расскажет, уверен, это убедит уважаемых джентльменов в устарелости их взглядов. А между тем это жизненно важно в настоящее время – и не только в военном отношении, но и для установления гуманных отношений между народами».