Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

был здесь жив, когда пришла вода, ему было отпущено немного времени.

Где найти Данте, чтоб описать этот ад, который они увидели через покрытые незапотевающими пленками стекла? Нашедшие пристанище в Подгорном, да и уцелевшие из всех других мест были в основном людьми простыми. Среди них не было поэта, который смог бы передать увиденное словами.

Они почти не смотрели по сторонам. Они про­шли огонь и воду, которую чаще видели в твердом агрегатном состоянии, чувствовали на себе взгляды безглазых покойников, и это заставляло их ускорять шаг. Вокруг было тихо, но, кроме собственного свистящего дыхания и стука крови в ушах, они слышали что­то еще. Падение капель. Всплески. А еще обволакивающее сонное эхо.

К счастью, в противогазах они не чувствовали запаха, иначе желудки вернули бы обратно то, что они съели накануне операции.

Выходы № 3 и № 4 к улицам Кирова, Сакко и Ванцетти, Московской и Маяковского были обрушены, как они и предполагали. Не теряя времени, поисковики отправились к спуску на платформу.

Неподвижный эскалатор закончился быстро.

— У-у­у, — разочарованно протянул Караваев. — Облом нам, а не «Речной вокзал». Здесь мы до нее не дойдем.

— Что там? — спросил идущий.

— Буль­буль. — Антон чуть было не сплюнул, вовремя вспомнив про маску.

На платформе воды было немного, а вот путь в тоннели, где ее было почти по шею, был для них заказан. Там понадобились бы акваланг и ласты. В принципе в этих противогазах можно было дышать и под водой. Но трудности перехода по практически затопленным тоннелям делали эту возможность бесполезной.

Кишки города, по которым когда­то двигались микробы­люди, заменили собой уничтоженные людьми же русла подземных рек. Пройдет не так много времени, явно меньше века, и тоннели обрушатся, подмытые водой, которая делает свое дело неспешно, но наверняка, разрушая даже камень, а не только бетон и сталь.

У них оставался только один путь — через перегороженный металлическими щитами кроссплатформенный переход — на «Октябрьскую-2», строящуюся смежную станцию на Первомайской линии[49]. А оттуда по тоннелям — на следующую к югу «Никитинскую». Которую, как все знали, метростроевцы рыли открытым способом.

Сразу за заграждениями обнаружилась лестница, и это вселяло надежду — значит, ветка расположена на меньшей глубине и с высокой вероятностью могла быть не затоплена.

Смежная станция на Первомайской линии выглядела как каземат. Никакой декоративной отделки, только бетон, сталь и порода в своей геологической первозданности.

Отделка, похоже, должна была начаться в ближайшее время — может, даже в понедельник, 25 августа, если бы планам не помешали непредвиденные обстоятельства. Кругом высились штабеля керамогранитовых плиток, искусственного мрамора, металлической облицовки.

По словам Либерзона, этот перегон был длиной чуть меньше двух километров. В отличие от станции, тоннель выглядел так, будто вот­вот будет введен в строй. Уже были положены рельсы, в том числе контактный, под потолком можно было разглядеть тюбинг, а вдоль одной из стен тянулись кронштейны для силовых кабелей.

Но усталость и тяжелая поклажа брали свое. Прошло полчаса с того момента, как поисковики надели противогазы и инициировали химическую реакцию в пусковых брикетах, которая обеспечивала восстановление выдыхаемого воздуха, а тоннель и не думал заканчиваться. Регенеративные патроны были рассчитаны на сорок пять минут тяжелой физической работы, после этого их следовало заменить. В состоянии покоя их хватило бы на три часа, но назвать этот переход состоянием покоя язык не поворачивался.

К счастью, этот отрезок пути они преодолели без приключений, не считая того, что один раз Хомяк споткнулся о толстый кабель и набил себе шишку на лбу.

Они прошли мимо огромного агрегата, оказавшегося проходческим комбайном метростроевцев, и уже начали нервничать, готовясь менять патроны, когда впереди забрезжил слабый свет. Бойцы ускорили шаг, и вскоре тоннель оборвался. Они находились посреди котлована размером с футбольное поле, дно его скрывала стоячая вода, над которой возвышались холмы глины и обломков, в один из них уткнулся массивный гусеничный экскаватор.

Станция «Никитинская». Вернее, то, что стало бы станцией через полгода, если б, конечно, не урезали финансирование.

Ее строили открытым способом, и два десятка огромных железобетонных опор, на которых должен был держаться свод, были уже установлены. Повсюду валялась искореженная строительная техника. Сорванная стрела лежала поперек котлована; сам подъемный кран нависал над краем, опасно кренясь. В кабине, как разглядел Караваев в бинокль, сидел скелет в приплавившейся к черепу каске. Похоже, тут работы велись и в выходной.

Насколько хватало глаз, небо над городом было затянуто тучами. С единственным просветом у них над головами.

Они почувствовали ветер задолго до того, как выбрались наружу. Он гулял по тоннелю, как в аэродинамической трубе, но ближе к выходу усилился до шквала, как будто где­то в метро включили мощный вентилятор.

А здесь, снаружи, люди почувствовали его кожей, даже через костюмы и одежду. Теперь они поняли, что то, что они видели по дороге сюда, было легким бризом. Они находились в глазу урагана, но сам этот глаз, судя по движению туч, с огромной скоростью смещался на восток. Уже через минуту к шуму ветра добавился дробный перестук дождя.

Антону было не привыкать к климатически феноменам. За время короткого лета и начала осени он трижды во время вылазок видел торнадо.

А один раз даже наблюдал его зарождение: из маленького вихря образуется гигантская изогнутая воронка, связывающая землю и небо. Через пару минут она была уже десять метров в диаметре у основания — белесая, похожая на ножку гигантского гриба. Двигалась она медленно и величаво и абсолютно беззвучно для удаленных наблюдателей — там, где стояли тогда разведчики, даже листья на деревьях не колыхались.

Полчаса они смотрели, как торнадо растет и набухает, а потом за какие­то пять минут тот растаял в воздухе. Тогда Антон подошел к месту, где прошел смерч, — там даже траву словно корова языком слизнула. Как будто шеренга тракторов прошла или НЛО на посадку сел. От деревьев и деревянных столбов тоже осталось немного. Появись это чудовище на десять километров севернее, Подгорный мог бы потерять половину крыш.

«Когда же этот гребаный мир вернется в норму? — подумал Караваев. — Доживем ли мы до этого?»

Над ними что­то пролетело. Караваев проводил взглядом комок перьев — птицу, больше похожую на птенца вороны, чем на воробья, которая рывками набирала высоту. «Вряд ли долетит до гнезда», — подумал он. А с неба уже не просто лился поток, а низвергались Ниагара.

«Я стою на краю, на краю водопада. С неба льется вода, значит, небу так надо», — некстати вспомнилось ему.

Совершать