Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева

ни старается, а он к тому же особо и не старается, и пирог-скороспелку испечь. И в Комитет только в понедельник, так что… два дня у них, у Крота в эту субботу приёма нет, два полных дня. И три ночи…

Мария Петровна шла и улыбалась. И ни толкотня и суета Вокзальной площади, ни давка в автобусе, правда, вполне обычная для Царьграда, ни холодный противный дождь – ничто на неё сейчас не действовало. Счастье предвкушения больше счастья обладания.

Квартира была пустой и тихой. Как нежилая. Мария Петровна разделась и захлопотала, приводя квартиру, а затем и себя в надлежащее состояние…

…Поставив тесто, она спустилась вниз, к Гаре.

Его квартира так же пуста и тиха, но живой тишиной. В спальне, кабинете и на кухне чисто, убрано, ну, вполне прилично для мужчины, словом, как всегда… хотя… хотя нет, кое-что не так. Что? Чего нет? Или… или добавилось? Ну-ка, Синичка, смотри, да приглядывайся.

В кухне… вроде… вроде… проверяя себя, она открыла холодильник. Обычный набор, расхожий запас, только… два явно самодельных пакета из фольги с прилепленной на них запиской: «Нас надо сначала в духовку». Ох, Крот, ну, заботливый… Ага, вот оно. Мария Петровна достала блюдце с засохшим и каким-то корявым пирожком, повертела, разглядывая. И почему Гаря вздумал его хранить? Давно пора выкинуть, ему уже неделя, если не больше. И… и начинку кто-то сбоку выковырял, ну…ну, это уже ни в какие ворота не лезет!

Она уже сделала шаг к шкафчику под раковиной, где стояло мусорное ведро, но остановилась. Зачем-то же Гаря хранит… это, ведь не на столе среди объедков нашла, а в холодильнике. Конечно, времена другие, и как пароль еда никогда не использовалась, но всё-таки… Ладно, поставим этот «шедевр кулинарии» на место и проверим всё остальное.

В спальне на тумбочке у изголовья кровати стояла фотография в самой простой, явно купленной не глядя рамке. Смеющийся белобрысый парень в белой рубашке и пёстром жилете сидит верхом на стуле. Снимок не студийный, а явно любительский, за спиной парня угол празднично накрытого стола. Кто это? Где-то она его видела. И встреча была… неприятной.

Невольно нахмурившись, она поставила фотографию на место и, проверяя догадку, легла поверх покрывала. Да, точно, как откроешь глаза, так сразу натыкаешься на снимок.

Что ещё?

В кабинете… всё по-прежнему? Нет, на столе тоже появились фотографии. Тот же парень, и интересно, как поймали: рот смеётся, а глаза серьёзные, и здесь он даже чем-то на Крота смахивает, каким тот в подполье был. Видимо, поэтому и показалось, что раньше видала. Родственник? Но Гаря говорил, что никого и ничего не уцелело. Значит, просто похож. Бывает. И фотография девочки, лет семи, не больше, беловолосой и синеглазой, в синем платье с большим кружевным воротником-пелериной. И совсем не похожа ни на парня, ни на Гарю. Совсем всё непонятно. Хотя… хотя что тут непонятного, вот это и называется: «греться у чужого огня». Они ещё нестарые, не настолько старые, но… но «нету чудес и мечтать о них нечего». Она поставила фотографию на место и вышла из кабинета. В кабинете она никогда ничего не трогала: «мужское место», отец тоже не терпел, когда мать или тётка лезли в его мастерскую. Ей дозволялось заходить и даже сидеть в уголке при одном условии: ничего не трогать, пока не велели, и молчать, пока не спросили. И больше пяти минут она не выдерживала.

Мария Петровна улыбнулась воспоминаниям с горькой насмешкой над собой тогдашней.

В хлопотах и беготне из квартиры в квартиру время прошло незаметно. А тут ещё Бурлаков позвонил и сказал, что постарается не задерживаться.

Мария Петровна отнеслась к этому спокойно: постарается не задерживаться – слишком неопределённо для закопавшегося в книги Крота, но, к её удивлению, Бурлаков и впрямь сумел выйти из библиотеки до её закрытия, и без пяти семь он вошёл в квартиру.

Услышав, как в замке проворачивается ключ, Мария Петровна выбежала в прихожую и сразу оказалась в его объятиях.

– Как долетела, Синичка?

– Господи, Крот, живой!

– Ну что ты, Синичка. Что могло со мной случиться?

Она оторвалась от него.

– Многое, Гаря, многое.

Но от голодного мужика толку не будет – давно известно, так что она захлопотала со столом. Всё у неё готово, что надо в холодильнике, что надо – в духовке и на плите.

– Машенька, божественно. А почему ты загорыши не поставила?

– Это то, что в фольге?

– Ну да.

– Хорошо, сейчас.

Она встала из-за стола и подошла к холодильнику, достала пакет из фольги и обернулась.

– Этот?

– Наверное, Маша. Там во втором должны быть пирожки с изюмом и орехами, но в котором… – он с улыбкой пожал плечами. – Разогрей оба.

– Хорошо, – кивнула она и достала второй пакет.

Засунув оба пакета в духовку и включив малый огонь, Мария Петровна вернулась к холодильнику и достала блюдце.

– Гаря, а это что за историческая реликвия?

Бурлаков с удовольствием расхохотался.

– Точно, Машенька, точно. Конечно, реликвия. Я знал, что ты всё поймёшь.

– Всё не всё, – она улыбнулась, скрывая горечь. – Но ты ничего не хочешь мне объяснить?

– А что объяснять, Маша?

– Хотя бы, – она поставила блюдце на стол. – Эту реликвию. И фотографии. В спальне и в кабинете. Что-то случилось, Гаря?

– Случилось, Маша, – кивнул Бурлаков. – Но… но это радость, Маша. Даже счастье.

– Так поделись, – она постаралась улыбнуться. – Не жадничай.

– Ну что ты! Я, – он вдруг улыбнулся так непривычно смущённо, что она встревожилась. – Я просто не знаю, с чего начать.

– Либо с начала и доказывай последовательно, либо с конца и доказывай от противного.

– Хм, – Бурлаков изобразил глубокую задумчивость. – Заманчиво, соблазнительно… Честное слово, Маша, теряюсь.

– Вот и начни тогда с этого, – она передвинула блюдце с расковырянным пирожком в центр стола. – С реликвии.

– Идёт! – обрадовался Бурлаков. – Это пирожок.

– Неужели?! – изумилась Мария Петровна. – Никогда бы не подумала.

– Будешь перебивать, не стану рассказывать, – внушительно изрёк Бурлаков. – Так вот. Женя напекла гору пирожков на свадьбу и что осталось дала мне с собой. А пока она их упаковывала, Алечка выбрала сбоку начинку, а, чтобы не заметили, сверху прижала. Видишь, ладошка отпечаталась?

– Вижу, – кротко кивнула Мария Петровна. – С ним всё ясно. А кто такие Женя и Алечка?

Бурлаков вздохнул.

– Нет, видимо, придётся с другого конца.

– Давай.

– Ты… ты помнишь, я весной ездил в Джексонвилл? На могилу.

– Да, – сразу насторожилась Мария Петровна. – Ты мне говорил.

– Так вот, Маша. Вышла… ошибка, понимаешь?

– Это… был не он?

– И да, и нет, Маша.