Инквизитор Рейвенор - Дэн Абнетт

— Карл? Будь такая возможность, я бы помог тебе. Такая отвага не должна оставаться без вознаграждения, но я не могу спасти тебя. Ты погиб. Погиб еще в тот день, когда в тебя проник Слайт. Сама мысль о возможности повелевать подобным созданием есть пагубное заблуждение радикализма, над которым мы с тобой в свое время посмеивались. Твоими помыслами движет гниль, поселившаяся в твоей душе. Слайт кормит тебя оправданиями и лживыми надеждами, чтобы раздавить твою волю. То, что ты предлагаешь, неприемлемо для Инквизиции. И не может быть приемлемо ни для одного разумного человека. Не может быть приемлемо для меня.

Нееет! Нет нет…

— Прости, Карл.

Неееееееет!

Призрак утрачивает контроль над своими очертаниями. Он дрожит и колеблется, будто захваченный землетрясением. Я ощущаю его жгучую ярость. Окна гостиной трясутся, рамы трещат. Раздавленные мухи взмывают клубами сажи в воздух. Все вокруг наполняет гудение. Куллин кричит в ужасе, когда книги и всевозможные предметы начинают слетать с полок, а свитки пергаментов взлетают, точно серпантин, разбрасываемый во время парада.

Они напоминают мне о триумфальном шествии на Трациане Примарис, во время которого я был изувечен. На мгновение я снова оказываюсь там, в процессии, над которой струятся бумажные ленты и парят лепестки цветов. Сквозь серпантинные вихри я различаю возвышающуюся передо мной Арку Спатиана.

С проклятием, постигшим меня в тот день, я так никогда и не смирился, и даже не пытался. Но сегодня нас всех ожидает куда более страшное проклятие.

Я зову Карла, извиняясь и утешая его.

— Прости, — говорю я. — Прости.

Снова и снова повторяю эти слова. Разозленный призрак Карла заходится мучительной дрожью, дымка расслаивается, и последние остатки того, что было Карлом Тониусом, загораются и опадают, превращаясь в мелкую лужицу, подернутую едким туманом.

Как только он пропадает, в гостиной становится тихо, если не считать жужжания мух. Снаружи бушует гроза, но сквозь ее рев прорезаются и другие звуки. Во-первых, урчание, уже отличимое от беспрестанных раскатов грома. Во-вторых, мы слышим отчетливый скрежет — кажется, будто скалы трутся друг о друга.

— Нам остается только бежать, — произносит Молох.

— Сомневаюсь, что Слайт нас отпустит. Но даже если мы сможем сбежать с этой горы, где нам спрятаться? Демон способен дотянуться куда угодно.

Молох смотрит на меня. Я понимаю, что его разум по-прежнему ищет способы выхода из создавшегося положения. Но понимаю я и то, что варианты становятся все более бесперспективными.

Ангарад оборачивается, поднимая перед собой меч. Занавес над дверью, выводящей к террасе, хлопает, пропуская внутрь Белкнапа и Кару, поддерживающих раненую Мауд Плайтон.

— Рейвенор?! — удивленно восклицает медик.

— О боги! — хрипит Плайтон.

Хотя ее сознание и наполняет жгучая боль, я чувствую ее облегчение. Увидев меня, она на мгновение обрела надежду.

— Я тоже рад вас видеть, — говорю я.

Распрямившейся тетивой по мне бьет невыносимая волна эмоций. Кара бросается вперед, оставляя Белкнапа поддерживать Мауд, и падает перед моим креслом, крепко обнимая его. Она плачет.

— Кара.

— Ты жив!

— Кара.

Ее боль и горе безудержны. Я пытаюсь успокоить ее, но понимаю, что кто-то тяжело ранил ее. Кто-то держал ее в плену и истязал. Моя бедная Кара. В ее сознании мешается столь много разных вещей: скорбь, радость, удивление, любовь, стыд. Она настолько уверилась в моей смерти, что едва может теперь поверить в обратное.

— Кара, все хорошо. Кто посмел так с тобой поступить?

Она еще сильнее вцепляется в мое кресло, и слезы ее стекают по металлическому каркасу.

— Прости меня! — завывает она. — Прости!

— Тише, Кара. Все будет хорошо. Кто с тобой так поступил?

Я протягиваюсь сознанием в ее незащищенные, хрупкие мысли, чтобы понять, утешить. Куллин приложил руку к ее страданиям. Но позади него я вижу воспоминания о Сайскинде и Уорне, о бесчеловечных надругательствах.

— Я найду Сайскинда, обещаю, Кара. Найду и…

Замолкаю. За отравленными мыслями о капитане-капере и мерзавце Уорне маячат и другие силуэты: Карл и сама Свол.

Я вижу ее глубочайшую тайну, раскаляющую добела ее муку.

— Ох, Кара…

— Прости меня, Гидеон!

— О чем это она? — требовательно вопрошает Белкнап.

Любовь и тревога о ней полыхают в его сознании расплавленным золотом. Он опускает Плайтон на пол и нависает над нами.

— Кара? Рейвенор? Что происходит?

— Я знала, что это Карл! Знала, но защищала его!

— Карл заблокировал твои воспоминания, — говорю я. — Мне видны оставленные им шрамы.

— Еще раньше, — произносит она. — Я знала тогда. Знала, но скрывала. Он заставил меня пообещать, что я ничего не скажу тебе. Что не стану говорить этого никому. Ему было нужно только время…

Она снова заходится в рыданиях и становится невменяема.

— О чем она говорит? — смотрит на меня Белкнап.

— Когда ты узнала? — спрашиваю я. — Кара, когда ты узнала?

— Юстис Майорис. Ризница.

— Она была там, — говорит Молох. — Наверняка она все видела.

— Почему ты скрывала? Почему не сказала мне? — спрашиваю я.

— Я слишком многим ему обязана, — шепчет она. — Он излечил меня от… я умирала. Он вылечил меня. Спас жизнь. Он умолял меня не раскрывать его тайну хотя бы несколько месяцев, чтобы у него было время провести исследования, чтобы он смог найти способ справиться. Я не могла ему отказать. Он спас меня. Разве мог демон так поступить?

— Добрый, но хитрый поступок, — отвечаю я, — но этим его добро и исчерпывается.

— Но… — начинает она.

— Ты знала? — спрашивает Белкнап.

— Что?

— Ты знала? Знала, что Тониус — демон, и продолжала покрывать его?!

Белкнап отходит от нас. Его эмоции всегда сильны и однозначны. Сейчас я ощущаю исходящие от него отвращение и чувство того, что его предали. Он оскорблен. Все его помыслы и чувства всегда направляла только верность Богу-Императору. Более искренней и сильной гадливости я никогда не считывал.

— Он спас меня! — запинаясь, произносит Кара, глядя на Белкнапа красными от слез глазами.

— Тебя спас демон, — говорит он.

Мне кажется, что он сейчас ее ударит. Я предпочитаю не рисковать и отбрасываю его сознанием, заставляя усесться на кушетке рядом с Мауд.

— Сядь! — приказываю я. — Сам разберусь.