Столпы земли - Кен Фоллетт

Однако епископ еще не готов был признать свое поражение. Он ткнул пальцем в сторону Эллен и спросил:

— Ты говоришь, Том Строитель сказал тебе, что ребенок его?

— Да. — В голосе ее звучала тревога.

— Но двое других людей, которые могли бы подтвердить это, — Альфред и Марта — не пошли за тобой в монастырь.

— Нет.

— А Том умер. И ты единственная, кто слышал это признание от Тома. Твои рассказ нельзя проверить.

— Какие же еще нужны доказательства? — с пылом произнесла Эллен. — Джек видел брошенного ребенка. Франциск подобрал его и отнес в монастырь. Мы с Томом следили за ним. Сколько же еще свидетелей требуется?

— Я не верю тебе, — сказал Уолеран.

— Не веришь мне? — Филип заметил, как Эллен задрожала от злости. — Ты мне не веришь? Ты, Уолеран Бигод, который столько раз лжесвидетельствовал?

Филип почувствовал приближение катастрофы. Уолеран побелел от ярости. Что-то за всем этим еще скрывается, подумал приор. Епископ явно чего-то испугался. Внутри у него все трепетало от волнения.

Филип посмотрел на Эллен и спросил ее:

— Откуда тебе известно, что епископ замешан в лжесвидетельстве?

— Почти пятьдесят лет назад в этом самом монастыре томился узник по имени Джек Шербур, — ответила она.

Уолеран прервал ее:

— Суд не интересуют дела давно минувших лет.

— Ну почему же? — сказал Филип. — Обвинения против меня основаны на мнимом прелюбодеянии, будто имевшем место тридцать пять лет назад. Ты потребовал, чтобы я доказал свою невиновность. Теперь суд ждет того же от тебя. — И повернулся к Эллен: — Продолжай.

— Никто не знал, за что его бросили в тюрьму, и меньше всего — он сам; но пришло время, и его освободили и дали ему украшенную драгоценными камнями чашу, наверное, в качестве платы за долгие годы несправедливого заточения. Он не хотел принимать такого подарка: ему она была ни к чему, а продавать на рынке такую дорогую вещь было просто опасно. И он оставил ее здесь, в Кингсбридже, в старой церкви. Вскоре он был арестован Уолераном Бигодом — тогда простым деревенским священником, незаметным, но честолюбивым, — а чаша загадочным образом оказалась в сумке Джека. Его обвинили в воровстве и судили по показаниям трех человек: Уолерана Бигода, Перси Хамлея и приора Джеймса из Кингсбриджа. Джек был повешен.

В зале стояла мертвая тишина. Первым ее нарушил Филип:

— Откуда тебе это известно?

— Я была единственным другом Джеку Шербуру. От него у меня родился сын, Джек Джексон, мастер-строитель этого собора.

От рева голосов, казалось, дрогнули стены.

Уолеран и Питер одновременно пытались что-то говорить, но их голоса тонули во всеобщем гуле, поднятом священниками. Они, конечно же, жаждали зрелища, подумал Филип, но такого вряд ли ожидали.

Постепенно голос Питера стал долетать до остальных:

— Зачем было трем законопослушным гражданам клеветать на невинного незнакомца?

— Из-за денег, — ответила Эллен. — Уолеран Бигод стал архидиаконом. Перси получил имение Хамлей и еще несколько деревень. Я не знаю только, что выиграл приор Джеймс.

— Я могу ответить, — донесся откуда-то новый голос.

Филип, ошеломленный, посмотрел по сторонам: голос принадлежал Ремигиусу. Старику было уже далеко за семьдесят, он был совсем седой и при разговоре теперь часто лишь несвязно бормотал что-то. Но в эту минуту, когда он встал, опираясь на клюку, его глаза блестели, а на лице застыла тревога. Он редко говорил, с тех пор как вновь вернулся в монастырь после своего падения, и жил тихо и смиренно. Филип с нетерпением ждал, что же последует дальше. На чью сторону встанет Ремигиус? Неужели воспользуется последней возможностью нанести своему давнему обидчику Филипу удар в спину?

— Я могу ответить, что получил в награду приор Джеймс, — сказал Ремигиус. — Монастырю отошли деревни Нортуорлд, Саутуорлд и Хандредэйкр плюс лес в Олдине.

Филип был потрясен. Могло ли быть такое, чтобы старый приор дал ложные показания только из-за того, чтобы получить в свое владение несколько деревень?

— Приор Джеймс всегда был плохим управляющим, — продолжал Ремигиус. — Монастырь был в большой нужде, и приор подумал, что дополнительный доход поможет нам выкрутиться. — Старик помолчал и резким тоном сказал: — Ничего хорошего из этого не вышло, скорее, наоборот. Доходы наши немного увеличились, но приор Джеймс так и не смог вернуть себе самоуважение.

Слушая Ремигиуса, Филип вспомнил, каким сгорбившимся, словно побитым, выглядел последние годы старый приор, и он наконец понял причину.

— По чести говоря, — сказал Ремигиус, — Джеймс сам не лжесвидетельствовал. Он только показал под присягой, что чаша та принадлежала монастырю. Но ему было известно, что Джек Шербур невиновен, и все же он промолчал. И жалел об этом до конца дней своих.

Еще бы, подумал Филип; большего греха для монаха не было. Свидетельство Ремигиуса подтверждало рассказ Эллен и обвиняло Уолерана.

Но старый монах еще не закончил.

— Мало кто из присутствующих здесь сегодня помнит, каким был монастырь сорок лет назад: захудалый, без гроша в казне, полуразвалившийся, порядка — никакого. И все потому, что чувство вины довлело над приором. Перед своей смертью он исповедовался мне в своем грехе. Я хотел… — Ремигиус умолк. Все собравшиеся напряженно ждали. Старик глубоко вздохнул и подвел черту: — Я хотел занять его место и попытаться восстановить нанесенный монастырю урон. Но Господь выбрал для этого другого человека. — Он снова помедлил, на лице были видны явные следы тяжелой внутренней борьбы, и закончил: — Я хочу сказать: Господь выбрал лучшего. — И почти упал на скамью.

Филип был изумлен, ошеломлен и вместе с тем благодарен Ремигиусу. Два его давних врага сегодня спасли Филипа. Когда наконец раскрылись старые тайны, он вдруг почувствовал, что все время смотрел на жизнь словно одним глазом. Епископ Уолеран разрывался от ярости. С тех самых дней прошли долгие годы, и он, похоже, чувствовал себя неуязвимым. Сейчас он что-то шептал на ухо Питеру, а вокруг бушевало людское море.

Питер вскочил со своего места и крикнул:

— Тишина! — Все затихли. — Заседание суда объявляю закрытым!

— Подождите! — Это был Джек Джексон. — Так не полагается! Я хочу знать почему.

Не обращая внимания на Джека, Питер прошел к двери, Уолеран двинулся за ним.

Джек догнал их.

— Зачем ты сделал это?! — крикнул он епископу. — Ты солгал под присягой, а человек погиб. Ты что же, хочешь уйти отсюда без ответа?

Уолеран смотрел прямо перед собой, бледный от страха, губы крепко сжаты, на лице едва скрываемая ярость. Когда он уже проходил в дверь, Джек бросил ему вдогонку:

— Ответь мне, ты, лживый, продажный, бессловесный трус! Зачем ты убил моего отца?