Вся мировая философия за 90 минут (в одной книге) - Посмыгаев

теологии, по сути дела, зашла в тупик. Это был тот самый случай, когда гора родила мышь. На улицах из жалких лачуг с открытыми стоками для нечистот поднялись готические соборы, от чумы пытались излечиться при помощи суеверий.

Сократ не был в этом виноват, но то, что наши мысли после знакомства с его философией приняли определенное направление, на многое повлияло. Человечество в неоплатном долгу перед Сократом. Он показал, как можно пользоваться разумом, но в то же время поставил определенные границы его применению. В итоге интеллектуальное развитие оказалось сильно заторможенным. Можно сказать, что три четверти того времени, что существует философия, прошли впустую.

В качестве примера можно привести средневековое отношение к «черной смерти» — чуме, которая в XIV в. безвозвратно унесла более половины населения Европы. Ни для кого не было секретом, что чума заразна. (Болезнь вспыхнула в Европе после того, как трупы переболевших ею людей забросили с помощью катапульты в осажденный генуэзский торговый пост на Черном море.) Тем не менее этим практическим знанием фактически пренебрегли в пользу духовности. Почему? Потому что логика — наследница диалектики Сократа — обычно применялась к абстрактным идеям, а не к практическим вопросам. И этим мы обязаны Сократу. Впрочем, он, разумеется, не может быть в ответе за те последствия, к которым привела его позиция, то есть за фактическое прекращение прогресса человечества. Все мы делаем ошибки, даже если являемся великими мудрецами. Мы просто не ожидаем, что эти ошибки будут увековечены почти на две тысячи лет.

Некоторые наблюдения приписываемые Сократу

Так как Сократ ничего не записывал, то представляется правдоподобным начать с цитаты, которая объясняет, почему он этого не делал:

«Раз я ничего не знаю, то что бы я мог записать?»

Далее он объясняет:

«…близ египетского Навкратиса родился один из древних тамошних богов… А самому божеству имя было Тевт. Он первым изобрел число, счет, геометрию, астрономию, вдобавок игру в шашки и в кости, а также и письмена. Царем над всем Египтом был тогда Тамус, правивший в великом городе верхней области, который греки называют египетскими Фивами… Придя к царю, Тевт показал свои искусства… Когда же дошел черед до письмен, Тевт сказал: «Эта наука, царь, сделает египтян более мудрыми и памятливыми, так как найдено средство для памяти и мудрости»… Вот и сейчас ты, отец письмен, из любви к ним Придал им прямо противоположное значение… Они у тебя будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многознающими, оставаясь в большинстве невеждами, людьми трудными для общения; они станут мнимомудрыми вместо мудрых».

(Платон, «Федр», 274с, d, е, 275а, в)

Обращаясь к матери, которая была повивальной бабкой, Сократ объясняет свой философский метод, сравнивая его с работой повитухи:

— А не слыхал ли ты, что я сын повитухи?… …А не слышал ли ты, что я промышляю тем же ремеслом?…

В моем повивальном искусстве почти все так же, как и у них, — отличие, пожалуй, лишь в том, что я принимаю у мужей, а не у жен, и принимаю роды души, а не плоти…

…Сам никакой мудрости не ведаю… Так что сам я не такой уж особенный мудрец, и самому мне не выпадала удача произвести на свет настоящий плод — плод моей души… И ясно, что от меня они ничему не могут научиться, просто сами в себе они открывают много прекрасного, если, конечно, имели, и производят его на свет. Повития же этого виновники — бог и я.

(Платон, «Теэтет», 149а, 150с, е)

Несколько остроумных замечаний и анекдотов.

«А жизнь без такого исследования не есть жизнь для человека» (Платон, «Апология Сократа», 38а).

«Нет, милый Агафонт, ты не в силах спорить с истиной, а спорить с Сократом дело нехитрое» (Платон, «Пир», 201с).

Один иностранец, физиономист, бывший проездом в Афинах, увидел там Сократа и прямо сказал ему, что он настоящее чудовище и скрывает в себе все самые худшие пороки и страсти. На что Сократ ответил: «Так вы меня хорошо знаете, сударь!»

(Цитировано по Ницше, «Сумерки богов», Проблема Сократа)

«Человеку, который спросил, жениться ему или, не жениться, он ответил: «Делай, что хочешь, — все равно раскаешься». Удивительно, говорил он, что ваятели каменных статуй бьются над тем, чтобы камню придать подобие человека, и не думают о том, чтобы самим не быть подобием камня».

(Диоген Лаэртский, «Жизнь знаменитых философов», II, 3)

Сократ за работой

Дело было так: Аристипп спросил Сократа, знает ли он что-нибудь хорошее…

— Даже много таких вещей, — отвечал Сократ.

— Все они похожи одна на другую? — спросил Аристипп.

— Нет, некоторые непохожи так, как только возможно…

— Так как же непохожее на прекрасное может быть прекрасно? — спросил Аристипп.

— На человека, прекрасного в беге… непохож другой, прекрасный в борьбе; щит, прекрасный для защиты, как нельзя более непохож на метательное копье, прекрасное для того, чтобы с силой быстро лететь.

(Ксенофонт, «Воспоминания о Сократе», гл. VIII, 2, Разговор с Аристиппом о «хорошем» и «прекрасном»)

Сократ на суде объясняет причину своей непопулярности. Он вспоминает, что пифия Дельфийского Оракула однажды провозгласила его мудрейшим из людей: «…Что бы такое бог хотел сказать и что это он подразумевает? Потому что сам я, конечно, нимало не сознаю себя мудрым; что же это он хочет сказать, говоря, что я мудрее всех? Ведь не может же он лгать; не полагается ему это. Долго я недоумевал, что такое он хочет сказать; потом, собравшись с силами, прибегнул к такому решению вопроса: пошел я к одному из тех людей, которые слывут мудрыми, думая, что тут-то я, скорее всего, опровергну прорицание, объявив оракулу, что вот этот, мол, мудрее меня, а ты меня, назвал самым мудрым. Ну и когда я присмотрелся к этому человеку — называть его по имени нет никакой надобности, скажу только, что человек, глядя на которого я увидал то, что я увидал, был одним из государственных людей, о мужи-афиняне, — так вот, когда я к нему присмотрелся (да побеседовал с ним), то мне показалось, что этот муж только кажется мудрым и многим другим, и особенно самому себе, а чтобы в самом деле он был мудрым, этого нет; и я старался доказать ему, что он только считает себя мудрым, а на самом деле не мудр; От этого и сам он, и многие из присутствовавших возненавидели меня.