Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

В марте, все еще находясь на юге Франции, Черчилль перенес несколько приступов лихорадки. После возвращения в Англию в апреле приступ повторился. Для ухода за ним были вызваны две медсестры. Они стали его постоянными спутниками наряду с медбратом Роем Хоуэлсом. Такова была грустная реальность старости. Но к концу месяца, будучи еще очень слаб, Черчилль нашел в себе силы поужинать в Другом клубе и занять свое место в палате общин.

В июле восстание в Ираке привело к гибели короля, его семьи и премьер-министра. В Ливане просьба к США о помощи привела к появлению американских войск в Бейруте. В Британии правительство поддержало действия американцев, но лейбористская оппозиция, все еще разгневанная вмешательством в Египет, выступила против. Черчилль решил произнести речь в парламенте по поводу этих событий и поддержать правительство. Сообщив Макмиллану о намерении принять участие в дебатах, он набросал на листочке основные положения выступления, как делал на протяжении более полувека.

«Америка и Британия должны действовать вместе с целью достижения Единства.

Сложности могут быть решены, только если их решать объединенными средствами и на общих принципах, а не просто наращиванием силы.

Когда мы разделены, мы уступаем.

Вопрос материальной силы не первостепенен.

Энтони Иден и Суэц. Он был прав. Недавние события это подтвердили. Возможно, его действия оказались преждевременными».

Черчилль собирался сказать, что было бы «слишком легко посмеяться над США за их действия в Ливане, но сейчас не время выставлять счет Америке. Счета сбалансируются сами собой. Но по-настоящему глупо для таких стран, как Англия и США, искать точки разногласий. Американцы во всех смыслах правы, введя войска в Ливан. Им не нужна наша материальная или военная помощь. А если бы потребовалась, уверен, они бы ее получили».

Набрасывая детали своего выступления, Черчилль засомневался. Он был слишком слаб и слишком устал, чтобы произнести целую парламентскую речь. «Я час или два размышлял над тем, что хочу сказать, – написал он Макмиллану 15 июля, – и пришел к заключению, что не скажу ничего ценного. Я лучше поддержу вас в кулуарах. Простите за изменение планов».

Летом Черчилль вернулся во Францию, снова гостем лорда Бивербрука. Пробыв там неделю, он узнал, что умер Брендан Брекен. Он был знаком с ним, как и с лордом Черуэллом, с 1920‑х гг. и назначил его главой секретариата кабинета министров во время войны. Он охотно прислушивался к его советам и получал удовольствие от общения с ним. Он сразу стал готовиться к полету в Англию. Но ему сообщили, что Брекен специально просил не устраивать «никаких церемоний», и он остался во Франции. «Я знаю, как вы любили Брекена, – написал Колвилл, – и понимаю, что означает для вас этот разрыв с прошлым». Тем временем Бивербрук улетел в Канаду. «Очень рад, что вам нравится мое общество, – написал ему Черчилль через несколько дней. – Оно становится очень слабым, но не менее теплым. Наши связи, которые сформировались много лет назад и укрепились в дни войны, сохранятся до конца жизни».

12 сентября Уинстон и Клементина на вилле Бивербрука отметили золотую свадьбу. Поздравить их прилетел Рэндольф с дочерью Арабеллой. Через десять дней Черчилль решился на новое приключение – круиз на яхте «Кристина» в качестве гостя Онассиса. Дни на яхте проходили в полной безмятежности благодаря внимательному и занимательному хозяину. Черчилль отдыхал или играл в безик. Каждый вечер показывали кинофильм. Через десять дней «Кристина» пришла в Гибралтар, откуда Черчилль улетел в Англию, а 12 октября вернулся на виллу Ривза. Он планировал порисовать, «но, – как написал Клементине, – весь в сомнениях, вялости и лени». Далее в этом же письме он написал: «Последние дни или годы жизни серые и тусклые, но мне повезло, что у меня есть ты».

Здоровье Клементины постоянно занимало мысли Черчилля, когда ее не было рядом. Его тревожило и благополучие троих детей. Диана часто впадала в депрессию и обращалась за помощью к благотворительному обществу «Самаритяне». У Рэндольфа был буйный характер, он растерял много друзей. Сара, как и Рэндольф, страдала алкоголизмом и подвергалась нападкам прессы. Трудная судьба детей, каждый из которых был по-своему талантлив, была источником постоянной боли для Черчилля.

Но жизнь во Франции позволяла отвлечься и даже развлекаться. Он никогда раньше не летал на вертолете и с удовольствием принял приглашение командира американского авианосца «Рэндольф» посетить корабль. Полет на вертолете стал «бодрящим экспериментом», сказал он Венди Ривз, которая сопровождала его. 6 ноября он полетел в Париж, чтобы получить из рук де Голля орден Освобождения – высшую государственную награду, которой удостаивались те, кто воевал в армии Свободной Франции или в рядах Сопротивления. Благодарственную речь, подготовленную в Англии, Черчилль начал словами: «Я часто выступал с речами во Франции, но то были военные годы, и я не хочу снова подвергать вас испытаниям тех мрачных дней».

Вернувшись в Лондон, Черчилль почти ежедневно посещал палату общин и даже собирался выступить, но опять передумал. 30 ноября ему исполнилось восемьдесят четыре. Через пять недель они с Клементиной отправились в Марракеш провести пять недель под североафриканским солнцем, которое он так любил. После этого они вместе отправились в круиз вдоль марокканского побережья на Канарские острова. Оттуда в марте 1959 г. он улетел в Лондон на четыре очень бурных дня, в течение которых навестил Чартвелл, поужинал в Другом клубе, после чего вернулся во Францию.

Там он продолжал заниматься живописью. Тридцать пять лет назад он написал в журнале Nash’s Pall Mall: «Живопись – подруга, которая не выдвигает непомерных требований, не побуждает к утомительным занятиям; она верно шагает рядом даже на слабых ногах и держит свои холсты как ширму между нами и завистливыми глазами Времени или неизбежным наступлением Дряхлости. Счастливы художники, ибо они никогда не будут одиноки. Свет и цвет, мир и надежда будут составлять им компанию до конца или почти до конца их жизни».

Когда Черчилль был во Франции, Сара, в то время игравшая в театре Ливерпуля, однажды вечером была задержана после того, как заблудилась, возвращаясь в отель. Утром она предстала перед административным судом, была оштрафована на 2 фунта за пребывание в нетрезвом состоянии и отпущена из-под стражи. Некоторые газеты порадовались. «Считаю, в Ливерпуле с ней обошлись очень грубо и пробудили ее бунтарский дух, – написал Черчилль Клементине. – Очень сожалею, что на твои плечи выпала такая ноша, и надеюсь, Мэри и Кристофер облегчат твои трудности. Мои мысли всегда с тобой, дорогая. «Бедная козочка!» При всей своей любви остаюсь развалиной (хотя флаг еще реет надо мной)».

В начале апреля Черчилль вернулся в Лондон. Через неделю с ним случился новый небольшой удар, но в очередной раз воля и решительность помогли преодолеть болезнь. Уже вскоре он отправился в свой округ на встречу с избирателями, где его должны были в очередной раз номинировать как их кандидата. Речь ему подготовил Брауни, но зачитал он ее сам, говоря более двадцати минут, медленно и порой едва слышным голосом. Это стоило ему огромного усилия. Затем, покинув трибуну, он повернулся к Брауни и сказал: «А теперь в Америку».