Эмелис. Путь магии и сердца - Анна Гаврилова

Я ответила на поцелуй, потому что… ну, видимо, по привычке. И коленки, по привычке, ослабли. А сердце забилось стократ чаще.

— Как ты? — прижимаясь лбом к моему лбу, вопросил брюнет.

Я судорожно вздохнула, но сказать не успела. От двери послышалось напряжённое:

— Молодые люди…

Кирстен картинно поморщился, не менее картинно обернулся.

— Господин Жарк? Здравствуйте. Очень рад вас видеть.

— Я тоже рад, — сообщил целитель сухо. И… и всё, тишина.

Лица Кира уже не видела, на целителя вообще не смотрела. Но точно знала — это война взглядов! Один отстаивает позицию: «Это лазарет, а не мужское общежитие!», а второй… второй борется за нашу легенду, верно?

— Я хотел напомнить, что время посещений ограничено, — пробормотал старик.

— Господин Жарк… — протянул Кир. В его интонациях смешалось всё — нетерпение, осуждение, гнев, мольба и толика угрозы.

Не думала, что престарелый блюститель нравственности услышит, но он всё-таки сдался.

— Скажу, чтобы вам принесли вазу, — сообщил Жарк и стукнул дверью.

А через пять минут мы уже чинно сидели друг напротив друга. Кир в кресле, я на краешке кровати. Тяжеленный букет стоял на тумбочке — в вазу не поместился, пришлось приспособить ведро. Аромат роз вытеснил запах пилюль и дезинфицирующего средства. А ещё он очень неплохо сочетался с моей бледностью…

— Как себя чувствуешь? — вопросил сообщник.

Я пожала плечами. Не знаю. В самом деле не знаю. Боли нет, магию чувствую прекрасно, но настроение…

— Эмелис?

Я отвела глаза, понимая, что сейчас признаюсь в том, о чём ещё пять минут назад намеревалась молчать. И дело не только в гордости, просто… Кир и так слишком много для меня сделал.

— У меня проблемы, — выдохнула и зажмурилась.

— Какие? — Этот вопрос прозвучал так буднично, так просто, словно… словно мы погоду обсуждаем. Причём на другом конце мира.

Пришлось открыть глаза и взглянуть на брюнета.

Кир не лгал. Он был спокоен как вековая скала — та самая, о которую разбиваются и волны, и ураганы, и снежные ветра. Но суть не в этом, суть в другом — он ждал. Ждал, готовый выслушать и помочь. Среди людей нашего круга подобная реакция… ну не бывает её, как ни крути. Даже самые благородные хотят чего-то взамен. Пусть не сразу, но всё-таки.

— У меня проблемы. — Да, повторяюсь. Просто очень хочется, чтобы он осознал и перестал смотреть так, словно… словно я обязана посвятить его в суть своих несчастий! Словно каждое мгновение тишины — преступление.

— Я понял… дорогая. Я жажду подробностей.

Выдох. Вдох. Снова выдох.

— Любимый… — Ну если я «дорогая», то он «любимый», верно? — Любимый, я вынуждена просить тебя об одолжении.

— Всё, что хочешь, — отозвался Кир.

Да, боевик играл, но его слова… Дохлый тролль! Они задели, причём сильно.

Всё, что хочу? А… если я захочу слишком много?

— Мелкая, что не так? — посерьёзнел брюнет. — Чем помочь?

— Можешь поговорить с Морвеном?

— На тему?

Потупилась, сказала осторожно:

— Я должна знать, сообщил ли он о случившемся моему отцу. И если ещё не успел, то…

— Чего ты боишься? — перебил синеглазый.

— Ничего не боюсь, — не моргнув, солгала я. — Просто не хочу, чтобы отец знал.

— Почему? — в голосе сообщника прозвучали стальные нотки. Он не одобрял мою скрытность, совершенно точно.

— Просто не хочу, и всё. У папы и без меня проблем по горло.

— А твоему жениху сказать можно?

Я невольно поёжилась.

— Нет.

Тишина, заполнившая палату, была вязкой и несколько… нервной. Причём нервничала не столько я, сколько Кир.

— Любимая, объясни.

О Всевышний! Да что тут объяснять-то?!

— Кир, ты не хуже меня знаешь, что такое долг. Я не имею права создавать проблем. Не сейчас.

— А что будет, если они узнают?

Я юлить не стала, сказала как есть:

— Увезут в Верилию и запрут в каком-нибудь провинциальном поместье. Их… — Я не удержалась от гримасы. — Их даже предстоящее разбирательство не остановит.

— Какое разбирательство?

В этот миг я могла посоперничать со всеми экспонатами музея восковых фигур, а также со всеми садово-парковыми скульптурами вместе взятыми.

— Прости? — спросила тихо-тихо, но боевик услышал.

Услышал и продолжил ломать комедию! Он по-прежнему изображал удивление. Лёгкое, ненавязчивое, но крайне неуместное.

— Хочешь сказать, что щит, который применила, вопросов не вызвал? И что на слушаниях по делу Даяны, Лим и Карас я не нужна?

— Не нужна. Суду достаточно моих показаний. А в том, что касается зеркалки…

— Твоих?! — не выдержав, перебила я.

— А что тебя удивляет? — хмыкнул брюнет. Добавил с особой, несколько болезненной интонацией: — Дорогая, думаешь, я не знаю, почему они напали?

Снова тишина, а напряжение нарастает с каждым мигом, с каждым ударом сердца. Кажется, чиркни спичкой, и мир взорвётся.

— Кир, ты…

Договорить не смогла, потому что боевик резко поднялся, стремительно преодолел разделяющее нас расстояние и опустился на одно колено. Маска невозмутимости, которой прикрывался, рассыпалась в пыль.

— Мелкая, прости, — хрипло выдохнул он. Поймал мою руку и принялся целовать ладонь. — Прости. Если бы я знал, что они осмелятся на такое, я бы…

— Кир!

— Прости. — И столько боли в голосе, что сердце сжалось в горошину.

— Кир, прекрати, — прошептала убеждённо, почти строго. — Ты не виноват.

— Виноват.

— Кир!

Так вот почему он сидел у постели, вот почему бесился. О Всевышний!

— Кирстен, ты не понимаешь. Я сама нарвалась. Я могла погасить конфликт, а вместо этого… Это я тетиву спустила, слышишь?

Брюнет замер, глянул вопросительно. Взгляд был странным, как будто затуманенным. Я осторожно коснулась шёлка волос, провела пальцем по скуле.

— Я их поддразнила. Видела, что девочки взвинчены до предела, но удержаться не смогла.

— Поясни, — выдохнул сообщник, прижимая мою ладонь к своей щеке.

— Мы слишком убедительно сыграли ту ссору, Кир. Девочки уверовали в нашу с тобой любовь, а когда попытались предъявить претензии, я напомнила их собственные слова о том, что роман — фикция. Это стало последней каплей.