Смеющаяся вопреки. Жизнь и творчество Тэффи - Эдит Хейбер

Из-за острого дефицита потребительских товаров в феврале 1916 года Тэффи советовала своим читателям, как поступать в условиях, когда нет муки:

…закройте глаза и, сосредоточив всю свою волю, повторите

семнадцать раз отчетливо и громко:

– Не хочу муки! Не хочу муки! Не хочу муки!

<…>

После этого. <…>

– Мука? – скажете вы. – Qu’est-ce que c’est[268] такое?

Несмотря на такие кризисы – и, возможно, из-за потребности уйти от суровой реальности – театральная жизнь шла своим чередом. Среди произведений легкого жанра, пользовавшихся значительным успехом в Москве в начале 1915 года, была комедия Андре Ривуара «Король Дагобер» (Le bon roi Dagobert, 1908), переведенная с французского рифмованными куплетами Тэффи и ее сестрой Еленой [Ривуар 1915][269]. Более значимым событием стала постановка в московском Малом театре «Шарманки Сатаны» – единственной большой пьесы, написанной Тэффи в России. Она завершила работу над ней в конце 1915 года и в середине декабря телеграфировала директору Малого театра А. И. Сумбатову-Южину (1857–1927), убеждая принять ее к постановке[270]. Должно быть, он сразу согласился, поскольку в том же месяце она подписала контракт, а премьера состоялась в конце февраля или в начале марта 1916 года[271].

«Шарманка Сатаны» демонстрирует оба лица Тэффи, и «смеющееся», и «плачущее», но с неравным успехом. Критика в целом похвалила комические эпизоды, однако серьезные части сочла неоригинальными и слабыми, и только Дмитрий Щербаков, верный муж Тэффи, сверх всякой меры превозносил пьесу после ее премьеры в Петрограде[272]. Критики были вполне справедливы, когда указывали на отсутствие в этой пьесе оригинальности, ибо заурядность провинциальной жизни оставалась привычной темой русской комедии начиная с XVIII века, а героиня Тэффи, Арданова, несчастная в браке молодая жена – персонаж не только распространенный в русской и мировой драматургии, но и появлявшийся в ранних рассказах писательницы.

Как и в «Забытом пути», героиня почти что убегает с заезжим, адвокатом Долговым, в котором в итоге она разочаровывается. Пытаясь оправдаться, Долгов использует распространенный в творчестве Тэффи мотив иллюзорной природы идеала, называя желание Ардановой бежать «сном о прекрасной стране, называемой “Никогда”» [Тэффи 1916б: 26]. Кроме того, он использует знакомые символы, характеризуя жителей городка как «трупы, марионетки старого сатаны, давно и навеки заведенные», и даже допуская, что сам он «тоже труп, как все они», и так же кружится «под шарманку сатаны» [Тэффи 1916б: 14]. Долгов советует Ардановой отказаться от поисков «Никогда» и возглавить шоу людей-марионеток: «Будете такой… губернской львицей, царицей марионеток» [Тэффи 1916б: 27]. В финале они целуются, и это означает, что Арданова принимает такую роль – роль, точно соответствующую собственному положению Тэффи в ее комической вселенной.

До войны Тэффи ежегодно ездила за границу, отправляя заметки о своих путевых впечатлениях в «Русское слово», но поскольку теперь такие поездки стали невозможны, она начала знакомиться с различными уголками Российской империи. В июне 1916 года она отправилась на Север, в Соловецкий монастырь и портовый город Архангельск на Белом море[273], затем, в июле, уехала на Кавказ, где встретилась с поэтом-юмористом Лоло (псевдоним Л. Г. Мунштейна, 1866–1947) и его женой, актрисой В. Н. Ильнарской (1880–1946), с которыми она запечатлена на фотографии, опубликованной в издававшемся супругами журнале «Рампа и жизнь»[274].

Вернувшись в Петроград в октябре, Тэффи не обнаружила никаких перемен: «На улицах мотаются те же хвосты, мокрые, поджавшиеся, как у бездомной собаки»[275]. Из-за серьезного дефицита у героинь ее рассказов изменились даже проявления женского тщеславия. Так, одна особенно экстравагантная жена банкира, некая г-жа Карфункель, явилась в театр с телячьей ногой, потому что «теперь телятины ни за какие деньги не достать, – ну а она где-то раздобыла» [Тэффи 1918: 98–101][276].

Если такая сатира может показаться довольно легкомысленной, учитывая, что в конце 1916 года Россия столкнулась с глубочайшими кризисами, то 6 декабря Тэффи дает понять, что все дело в цензуре. Она отмечает, что была очень рада получить билет в Думу: «…я смогу завтра же вечером, написать самый горячий фельетон о… погоде, о… театре или даже о… дороговизне масла и трамвайной тесноте»[277]. В другом фельетоне, опубликованном в тот же день, Тэффи определяет общественное настроение с помощью характерного русского слова злющий, которое, как она объясняет, «вовсе не является только усиленной степенью слова “злой”» [Тэффи 1918: 110–114] («Злющие»)[278]. Все могут злиться на кого-то под влиянием обстоятельств, продолжает она, но злющему человеку не требуется какой-то особый объект; он «просто злющий – и баста». Чтобы передать эту отвратительную обстановку, Тэффи возвращается к одному из своих излюбленных образов – всепоглощающему туману: «На улицах мутно. <…> Солнца нет. А может быть есть, да не видно его, оттого, что от людской злости зыбится черная мгла и небо застит». В одном из самых язвительных фельетонов Тэффи, написанном примерно за месяц до Февральской революции 1917 года, приводятся новые выражения, отражающие пороки российского общества, причем их перечень завершает фраза «Свинья торжествует»[279].

В начале февраля 1917 года Тэффи выразила свое отношение к современности в пьесе «Эволюция дьявола», поставленной в «Кривом зеркале» режиссером Евреиновым. В рецензии (это единственный дошедший до нас след данной миниатюры) Щербаков описывает ее как «полную юмора, то легкого, то злого, пересыпанную парадоксами и блестящими остротами»[280]. В соответствии со своим названием, пьеса изображала эволюцию дьявола в веках, от когда-то великого Сатаны до «мелкого Чорта», примыкающего к спекулянтам, чтобы «надувать людишек». Однако в конце концов он сам оказался обманутым и воскликнул:

«Человек, гордость Божия, где ты? Чур меня! Чур».

Революции, Февральская и Октябрьская

Тэффи написала о бурном открытии Государственной Думы 14 февраля 1917 года – ключевом моменте для надвигающегося политического кризиса. В честь этого события была намечена демонстрация в поддержку Думы, но, как дает понять Тэффи, она не состоялась из-за действий полиции[281]. Однако вскоре, 23 февраля, в Международный женский день, состоялась демонстрация протеста, которая переросла во всеобщую стачку, парализовавшую город и приведшую к окончательному падению самодержавия. 2 марта Николай II (правил с 1894 по 1917 год) отрекся от престола и Дума сформировала Временное правительство, которое должно было находиться у власти вплоть до созыва Учредительного собрания.

Тэффи описывает ликование простого народа по поводу свержения монархии в нескольких рассказах. В «Среднем» речь идет о некоем Герасиме Щуркине: «Если провести прямую линию от самого пышного министра к метельщику рельс конно-железной дороги, и перегнуть эту линию пополам,