Небо цвета крови - Сергей Попов

— Граната, Господи!.. — в панике вскрикнула Джин, интуитивно закрывая собой свое чадо. — Доченька моя…

Но взрыва так и не последовало.

А когда она, едва живая от всего случившегося, подползла к тумбочке, то не смогла сдержаться и истошно разрыдалась — спасающиеся от ворон бандиты забросили в дом не гранату, а обыкновенный замерзший булыжник…

* * *

До Ридаса удалось дойти к обеду без каких-либо серьезных происшествий. Лишь один раз нам с Дином пришлось срочно пережидать крупную стаю костоглотов, рвущуюся в сторону города, устроив вынужденный привал в небольшом погребе одного полуразвалившегося деревянного дома. В остальном — все более чем спокойно. Да и погода опять не подвела. Устоявшееся с самого раннего утра чистое, безоблачное небо пока не капризничало и не показывало своего переменчивого настроения, балуя холодным, совсем еще не весенним солнцем. Иногда к нему прибавлялся морозный, но несильный ветерок, нередко проверяющий на прочность наши капюшоны и одежду, будто убеждаясь: вытерпим мы или замерзнем? А потом внезапно забывал о нас и шумел теперь уже где-то среди безлюдных жилищ, оставленных всеми построек, развалин, качких заборов, сбивал с ветвей наледь, шатал обесцвеченные зимами дорожные знаки.

У-у-у… у-у-у…

Сам же город, в далеком прошлом, как вещал мне Дин, — Нью-Сити, — никогда не славился хорошей репутацией. До катастрофы в нем редко задерживались порядочные люди, отели простаивали, зарастали пылью, а попутчики зачастую проезжали мимо, даже если путь через него был в несколько раз короче и удобнее. Так Нью-Сити со временем вымирал, исчезал с газетных строк, пропадал на картах, терялся во всех полицейских архивах. Виной всему — нехорошие слухи, вымыслы, овеявшие город. Еще в 70-х годах, когда в хрониках упоминались первые случаи бесследного исчезновения жителей, Нью-Сити начал обрастать дурной молвой, стремительно терять граждан. Сначала пропавших подолгу искали, привлекали на помощь добровольцев, нанимали частных детективов, даже заводили дела, но очень быстро обо всем этом забыли, утратили всякий интерес. А позже к нему принялись стекаться преступники всех мастей, воры, прожигатели жизни и темные лица с очень кривой и замороченной судьбой. Разные дороги и цели вели их в Нью-Сити, в надежде, что в нем можно легко нажиться, осесть и просто раствориться подобно теням.

Нас с Дином в этот проклятый город привели его «призраки прошлого», от каких не избавляли ни крепкий алкоголь, ни полное затворничество. С самых первых секунд нашего пребывания в нем меня не покидало недоброе предчувствие, ощущение на себе чьих-то озлобленных, лютых взглядов. Они жгли затылок, не позволяли спокойно дышать, каким-то незримым грузом ложились на плечи, оплетали железными цепями ноги. Каждый новый шаг по заснеженным улицам с бесчисленными рядами разворошенных автомобилей давался с огромным трудом, словно какая-то сила пыталась задержать, не пустить вглубь безмолвного города. И только напарник, ослепленный своим рвением, целенаправленно брел вперед, будто точно знал, откуда следует начинать поиски своих родных. Однако чем дальше мы уходили, тем сильнее становилось сомнение: удастся ли нам вообще здесь что-либо найти?

«Здесь же нет ничего, Дин!.. Одумайся! Куда ты нас всех ведешь!» — мысленно протестовал я, но на деле говорил в корне иначе:

— Ты хоть точно помнишь, куда надо идти?.. — Потом перешел мерзлые трамвайные пути, огляделся и дополнил: — А то будем тут плутать…

Дин, сделавшись резко недружелюбным, пролез через забитый снегом трамвайный вагон и коротко отрезал:

— Будем плутать столько, сколько потребуется, Курт… — и, поправив толстый капюшон, с удвоенной быстротой засеменил вдоль запорошенного пеплом тротуара с покоробившейся рядышком бетонной оградой.

Больше мы не разговаривали. Так и шли дальше: Дин уверенно и отважно, а я — с негаснущим чувством приближающейся беды.

Ридас пока не проявлял к нам должного интереса, не спешил расправляться. Мимо тянулись оставшиеся без окон малоэтажные дома, скрытые за крепкими ледяными панцирями, полностью разграбленные административные учреждения, осыпавшиеся от времени торговые центры, десятки опустошенных до голых стен магазинов, мелких кафешек, каких-то ларьков. Запущенные городские парки скорее напоминали выжженные чащобы, застывшие пожарные пруды, едва прикрытые кривыми нагими кустарниками и низкими заборчиками, — большие лужи с хорошо заметной прозеленью. Дальше за ними вычерчивались черные заводские трубы, одинокие ЛЭП со спущенными, как плети, проводами. Все уличные фонари с натужно скрипящими плафонами облюбовал «полоз», рекламные щиты обезличила морозная короста, некогда зеленые насаждения обезобразил причудливый на вид пупырчатый лишайник, а к одеревеневшим от стужи спущенным автомобильным колесам прилипла кочующая лоза, почему-то пристрастившаяся именно к резине. Улицы, ножами изрезавшие город вдоль и поперек, усыпались поваленными столбами, сорванными светофорами, указателями. Возле заснеженных остановок навеки остановились пассажирские автобусы. И среди всей этой вроде бы безобидной с виду картины таилась хитроумная смерть, и день и ночь стерегущая город, — тонюсенькие, чуть подсвеченные солнцем стальные тросы и прочные рыболовные лески всевозможных ловушек, мастерски спрятанных от посторонних глаз, уже поджидали свои первые жертвы. Они паутиной тянулись то к схороненным в оконных проемах тяжелым батареям, то к скрытым в салонах машин заточенным арматурам, то к ослабленным неподъемным вывескам над подъездами — словом сказать, встречались везде. Достаточно оступиться хотя бы раз — и поход окончен для обоих.

Наконец, когда мы завернули за вытянутый дом с наглухо заколоченными окнами и вышли к широкой дороге с выстроившимися вдоль десятиэтажными жилыми массивами, Дин неожиданно оживился и помчался вперед, не сказав при этом ни слова.

— Дин!.. Куда ты?.. — прикрикнул вслед, но, увидев, что тот попросту меня игнорирует, — бросился за ним. Нагоняя, окликнул еще раз: — Дин!!. Да стой же ты!.. Стой!..

Лишь повалившись посреди дороги, тяжело и надрывно дыша через рот, Дин обернулся ко мне и, одарив полубезумным взглядом с какой-то перекошенной улыбкой на лице, прекратил долгое молчание:

— Это здесь!.. Здесь!! Курт… здесь!!. — говорил торопливо, сбивчиво, на одном дыхании, будто боялся, что не успеет сказать эти слова. — Здесь!.. Мы нашли… это здесь…

И, больше не выдавив из себя ни звука, откинул ружье и начал по-собачьи рыть усыпанный опасным пеплом снег, нещадно рвать ногтями, как хищник.

— Ты чего?! Дин?! С ума сошел, что ли?.. — остолбенев от увиденного, попытался вразумить его, даже хотел одернуть, но Дин с яростью отшвырнул, матерно выругался, продолжая копошиться в снегу.

Поднявшись — продолжил: — Ты себе сейчас все руки сожжешь!.. Остановись!!. Остановись, говорят тебе!

Но напарник был неумолим. Невзирая на уже чернеющие пальцы, он все же добрался до льда, взялся упрямо раздирать, а когда тот не поддавался — бил раскрасневшимися от мороза кулачищами, совсем не замечая, как разбивает в кровь.

— Угомонись!! Хватит!! — в последний раз прокричал я, подлетел и без раздумий принялся скручивать ему руки. Дин разъяренно верещал, сопротивлялся, брызгал слюной, точно бешеный пес, старался вырваться. — Да что на тебя нашло?.. Дин!..