Темный исток. Гробницы пустоты - Роман Титов

– Кхе-кхе!

Я обернулся и обнаружил, что это Д’юма так изобразил деликатное покашливание, намекая, что мы больше не одни. А я-то успел забыть о нем напрочь.

– Что-то вы долго. С кишечником проблемы?

Состроив простодушную физиономию, тот ответил:

– Никак не мог разобраться с системой подачи воды. Все уже позади.

– Отлично. Надеюсь, провожать до рубки вас не надо?

Намека он, однако, не понял и приблизился к моему верстаку.

– Что за симпатичный ящичек?

– Не ваше дело! – вышло не очень вежливо, как и собственнический жест, которым я придвинул злосчастную коробку к себе.

Д’юме это не понравилось, хотя он изо всех сил старался и дальше изображать безмятежность.

– Да я и не настаиваю. У всех свои секреты, пацан, и лишних мне не надо. Мы, наверняка, вот-вот выйдем из гипера. Не хочу, чтобы приземление застало меня посреди комнатушки, под завязку набитой травмоопасным хламом. Я и так исчерпал лимит своего везения на сегодня.

– Что ж, тогда поторопитесь, – с холодной улыбкой посоветовал я. – Пока не произошло непоправимое.

Д’юма убрался довольно живо. Несмотря на свои габариты, он умел крайне проворно передвигаться, если того требовала ситуация.

Естественно, шаманка не преминула высказаться по этому поводу:

– Ты практически опустился до прямой угрозы. Зачем?

– Меня здорово напрягает этот тип. Я не хочу знать, о чем он думает, и не стремлюсь забраться в его голову, но этот фон, который всюду сопровождает его, действует мне на нервы. Его мысли в постоянном движении, как осиное гнездо. Он и правда очень сильно боится Семерки.

Ответное молчание Тассии можно было толковать как угодно.

– Ты ощущаешь мысленный фон каждого из нас? – спросила она с некоторой осторожность.

Мне стало интересно, как бы она повела себя, ответь я утвердительно. Тем не менее, я сказал:

– Нет. Не всегда. – Затем оглянулся на двери лифта, за которыми скрылся пронырливый контрабандист, и добавил: – Только с ним. И только из-за того, что он, кажется, сам не знает, к чему стремится.

– Или хочет, чтобы кто-то так думал. Кто-то, вроде нас с тобой. Ведь ему известно о твоих способностях, не так ли?

Я кивнул. Шаманка совершила глубокий выдох.

– Считаешь, он может быть опасен?

Мне не пришлось долго раздумывать над ответом.

– Все, с кем имеет дела Мекет, опасны в той или иной степени, Тассия. Это, можно сказать, закономерность.

– Тебя это не удивляет, – проговорила она с интонацией, которую мне не удалось распознать.

– Я всю жизнь сталкиваюсь с подобным. Удивление, сдается мне, следствие чего-то внезапного, а тут… дерьмо, которое воняет за парсек. Ничего нового и интересного.

– Значит, тогда нам следует быть настороже.

– Первая дельная мысль за весь сегодняшний долгий день.

Авиньон, ожидаемо, не изменился за время моего отсутствия. Как, в общем, и россыпь лун, окружившая его жемчужным ожерельем. Почти два десятка спутников, неторопливо скользивших по своим орбитам, объединялись в планетарный ансамбль, от которого вполне могло бы захватить дух, не будь эти самые спутники рассадником нищеты, беззакония и пиратства.

– Дом, милый дом, – негромко пропел я, вкладывая в каждый слог бездну сарказма.

– Я думал, ты будешь скучать, – заметил Мекет, заставляя «Ртуть» проскользнуть между восьмой и четвертой каменюками и выйти прямиком на орбиту коричневато-песчаной Семерки.

Я понятия не имел, что должен был на это ответить, поэтому отделался насмерть заезженной фразой:

– Все меняется.

Брат спорить не стал, что удивительно. Он сказал:

– Это уж точно. Но ради нашего же блага, надеюсь, что не слишком быстро.

 Спуск на дно гравитационного колодца произошел без проволочек и сопровождался только обыкновенной для такого дела тряской. Я был пристегнут к креслу между шаманкой и контрабандистом, а потому обладал возможностью лицезреть, как их обоих корежит. Тассия крепко сжимала подлокотники и что-то шептала себе под нос (наверное, молилась), в то время, как Д’юма выглядел белее яртеллианского снега и, кажется, собирался опорожнить свой желудок.

Наблюдая за его потугами подавить рвотные массы, я не сдержался и съехидничал:

– И это бывалый космический волк? Я вас умоляю!

Совершая частые короткие вдохи, Д’юма исхитрился проговорить:

– Ключевое слово здесь «космический»! А не скачущий с планеты на планету!

В поле зрения показался старый добрый космопорт Глосс. Пыльные улочки, приземистые дома и тьма-тьмущая народу, снующего по утоптанному песчанику туда-сюда. Мелкие, точно букашки, они становились больше с каждым метром, который «Ртуть» преодолевала, снижаясь.

– Гнездо беззакония, – сухо прокомментировала шаманка увиденное. – Удивительно, как это Риомм до сих пор не разворотил этот лунный шалман к чертовой матери.

С легким удивлением воззрившись на нее, я подумал, что общение с Мекетом не пошло благородной огианке на пользу. По крайней мере, я сильно сомневался, что представители ее расы когда-либо о чертях и их ближайших родственниках слышали.

Тем не менее, мой брат сказал:

– Ты судишь лишь по внешнему виду. Не смотря на всю убогость, здесь творятся по-настоящему знаковые дела. Я имею в виду, знаковые для всей Галактики, а не только этого сектора. Риомм это понимает. Семерка – нейтральная территория, заявляться на которую с бластерами наголо большая ошибка.

Будучи свидетелем того безобразия, что подчас творилось на пыльных улицах Глосса, я не удержался от скептического вопрос:

– Но все ли об этом знают?

На что получил ответ:

– Даже если и нет, то быстро найдутся те, кто объяснит смутьянам что к чему.

Я хотел сказать, что не припомню подобного, однако меня прервал Д’юма.

– Сколько «g» на этой луне? – сдавленно спросил бедолага с проступившей испариной на нижней губе.

– Стандартно – одно. Быстро привыкнешь, – ответил Мекет, даже не обернувшись. Он был увлечен выбором места для посадки, нацелив звездолет на распахнутый зев одного из кольцеобразных ангаров, маячивших впереди. Брат не стал тратить время на запросы; на Семерке так делать непринято. Просто опустил «Ртуть» в центре кольца, заставив слонявшихся без дела докеров закашляться от взметнувшихся в воздух клубов пыли. Как только двигатели корабля затихли, Мекет откинулся на спинку кресла и, развернув его к нам, торжественно объявил: – Ну что, дамы и господа, добро пожаловать на Семерку!