Тайная вечеря. Путешествие среди выживших христиан в арабском мире - Клаус Вивель

рассматривают трагедию скорее с богословской, чем с человеческой точки зрения.

Это происходит вовсе не от недостатка интереса к Ближнему Востоку. В хорошо оснащенных книжных магазинах можно найти массу книг об исламистских группировках и подробные монографии об афганских талибах, деятельности Хезболлы в Ливане и ХАМАСа в секторе Газа, в которых талантливые ближневосточные корреспонденты срывают покровы с внутренних структур движения исламистов. Есть отличные книги по истории Ближнего Востока, в которых, разумеется, упоминается и о существовании христианства. Можно найти волнующие, мужественные книги о войнах, которыми так славится эта земля. Можно наткнуться и на умные книги об Израиле, иудаизме и печальном положении палестинцев. Все это продается в огромных количествах. Однако при этом довольно трудно отследить труды, посвященные исключительно актуальному наблюдению процессов, затрагивающих современных христиан.

Трудно винить представителей правого крыла в том, что их не заботит положение христиан. Гораздо сложнее понять, почему традиционный, секулярный проект левых не обращает никакого внимания на имеющие место нарушения. Мне это представляется каким-то слепым пятном, внутренним противостоянием принципов и предрассудков.

Несколько лет назад я прочитал объяснение этому в работе Оле Вэвера, профессора факультета международной политики Копенгагского университета, которое крепко засело у меня в голове. Он считает, что притесняемые христиане Ближнего Востока не что иное, как «несчастные жертвы нечестивого союза между двумя взглядами на политику».

Он ссылается на основные правозащитные организации, которые также не уделяют достаточного внимания изучению положения христиан. В 2008 г. в интервью газете Kristeligt Dagblad[117] он сообщает, что «церковная группа датского филиала Amnesty International распалась вследствие пересмотра организационной стратегии. Организация больше не будет ставить в числе своих приоритетов рассмотрение вопроса о религиозных преследованиях»[118]. Впрочем, нельзя не упомянуть и о том, что в прошлом году Amnesty International выпустила несколько неплохих отчетов, которыми я довольно активно воспользовался.

Тем не менее произошло это с некоторым опозданием; к примеру, поражает, что накануне упразднения Братства зимой 2013 г. директор организации Human Rights Watch Кеннет Рот призвал правительства стран Запада проявить любезность к новому исламистскому правительству[119]. Эта известная правозащитная организация считает, что имеет на Ближнем Востоке реальную политическую задачу, которая выходит за рамки отчетности о нарушениях прав: необходимо обучать западных политиков принципам взаимодействия с коллегами-мусульманами. Вот как далеко они зашли!

На некоторое отставание указывает профессор Вэвер. Например, он считает, что правозащитные организации вместе с левым крылом «опасаются вспышки исламофобии на Западе. В частности, вовлеченные в войну в Ираке и Афганистане западные страны не заинтересованы в том, чтобы проявлять себя как христиане в связи с тем, что исламисты пытаются представить эти войны как религиозные, в которых западные христиане якобы идут крестовым походом против мусульман».

Вот эта-то вторая сторона медали и может послужить объяснением, почему молчит западная общественность.

«Для того чтобы обратить внимание на эту проблему, совсем уж необязательно представляться сторонником христианского мировоззрения. Ведь речь идет о свободе и защите меньшинств», – пишет Оле Вэвер[120].

Когда, наконец, появляется Самюэль Тадрос из Института Хадсона, я встаю и следую за ним в главную коптскую церковь. Он проводит меня к алтарю, под которым лежат мощи ее основателя, первого патриарха коптской церкви евангелиста Марка. В 1968 г. они были перевезены из Ватикана в Каир в качестве подарка коптской церкви от католической. Прежде чем ступить на мягкий ковер, мы снимаем обувь.

Именно в этой церкви была сделана последняя фотография недавно почившего Шенуды III, патриарха под номером 117 после апостола Марка на Святом Престоле. В местах обитания коптов повсюду можно встретить фото человека с закрытыми глазами и пепельного цвета лицом, в большой круглой золотой короне патриарха, в красно-золотом облачении и со скипетром в руке. Его увидишь и на огромных плакатах, развешанных на улицах: в этих краях отношение к мертвым отличается гораздо меньшим табуированием.

В центре храма стоит саркофаг, где покоятся мощи апостола Марка, позади него – обитый бордовой тканью высокий прямоугольный алтарь, сбоку вышивка с изображением льва, символизирующего этого евангелиста. На стене – современные фрески, изображающие мученическую смерть апостола Марка предположительно в 68 г.: римские солдаты побили его камнями, а затем, обвязав ноги веревкой, тащили по улицам Александрии до тех пор, пока он не скончался. Сквозь толпу прорезается луч света, образуя вокруг его головы ореол.

На фресках можно также увидеть всех глав мировых церквей, переживших Марка, вплоть до коптов. Это торжество победы, исторический памятник, свидетельство того, что первый коптский епископ наконец вернулся домой. В тот самый Египет. На свою христианскую родину.

Самюэль Тадрос говорит, что в последние годы идет обратный процесс. Когда мы выходим из храма и ищем место, чтобы спокойно посидеть, он сообщает, что сам больше не живет в Египте.

В первый же день нашего знакомства он вручает мне рукопись книги о коптах[121] и, пока мы ищем подходящую кофейню, рассказывает о том, когда на самом деле началась их эмиграция. Как и в случае с палестинскими христианами, в Египте этот процесс продолжается десятилетиями.

Наконец мы останавливаем выбор на крошечном кафе на углу с расшатанными, подпертыми кривыми плитками столиками, где кофе стоит сущие копейки. Фасад тонет в сплетенных ветвях, ствол дерева замотан одеялом. Стену подпирают старые, изношенные, покрытые черной пылью отслужившие свое кондиционеры. В углу комнаты стоит пустой неработающий холодильник с рекламой Кока-колы. Уже поздно. Тадрос заказывает кальян и турецкий кофе, который ему приносят со стаканом воды. Мне подают то же самое, только без кальяна.

Он рассказывает, что после войны с Израилем в 1973 г. Садат стал сдавать позиции исламизму, все чаще и чаще обращая свою риторику против христиан. Новый президент отпустил на волю немало брошенных Насером за решетку исламистов.

– В то время над коптами нависала большая угроза, в особенности на юге Египта. В 1980 г. были взорваны четыре церкви.

Имели место и нападения. Страшнее всего была резня в Каире, разразившаяся 17 июня 1981 г., во время нее был убит 81 человек.

Никто не знает, какое количество коптов на самом деле покинуло страну, но все только об этом и говорят.

– Девяносто процентов моих коптских друзей на фейсбуке спрашивают совета, как им покинуть страну. Конечно, уехать получается далеко не у каждого, но задумываются об этом все.

Он сообщает мне, что среди ближайших членов его семьи более половины живут за пределами Египта: тетя – в Великобритании, дядя – в Соединенных Штатах, другой дядя – в Ирландии, сестра – в Германии, один двоюродный брат – в Омане, другой – в Саудовской Аравии, еще один – в Канаде