Христианские левые. Введение в радикальную и социалистическую христианскую мысль - Энтони Д. Уильямс

против расовой дискриминации в промышленности и планировал совершить в 1941 году мирный марш на Вашингтон, чтобы привлечь внимание к бедственному положению чернокожих рабочих. Марш так и не состоялся, поскольку президент Рузвельт подписал указ о запрете расовой дискриминации в военной промышленности (хотя этот символический акт не имел большого эффекта), но идея нашла воплощение в Марше на Вашингтон за рабочие места и свободу, устроенном Мартином Лютером Кингом в 1963 году[523]. Сильное влияние на Кинга и движение за гражданские права оказал и баптистский пастор и теолог Говард Турман (1899–1981). Турман, подобно Раушенбушу и другим представителям традиции социального евангелизма, вышел за рамки понимания Евангелия как чисто индивидуального примирения с Богом, утверждая, что Благая Весть должна, по выражению Лизы Шэрон Харпер, «применяться к каждой стороне жизни – экономической, политической, социальной и личной»[524]. В своей основополагающей работе «Иисус и обездоленные» (1949) Турман «призвал всех, кто говорит, что верит в Иисуса, вслед за своим обездоленным лидером обратиться к революционной практике жертвенной любви не только на словах, но и на деле»[525]. Турман проповедовал жертвенность, любовь к врагу и расовое примирение, и это нашло отражение в приверженности Кинга ненасильственным действиям. В «Письме из Бирмингемской тюрьмы» Кинг описывал Иисуса Христа как «экстремиста во имя любви, истины и добра»[526]. Отождествление Христа с отверженными и угнетенными этого мира, проведенное Турманом, предвосхищает и теологию освобождения чернокожих Джеймса Коуна, к которой мы еще вернемся.

Мартин Лютер Кинг – младший (1929–1968) был баптистским пастором и теологом, и едва ли можно было представить, что он станет лидером движения за гражданские права. Та форма духовности чернокожих, которую восхвалял Дюбуа, поначалу была чужда Кингу, который предпочитал более рациональную религию, «Бога идей», а не веру черного христианства южных штатов США, которую он считал примитивной[527]. Именно напряженная борьба за гражданские права и угрозы, которые получали Кинг и его семья, подтолкнули его к более глубокой вере в личного Бога, который мог бы стать настоящим источником помощи и поддержки в длительной борьбе против угнетения[528]. Кинг только недавно стал пастором баптистской церкви на Декстер-авеню, когда протест Паркс вызвал бойкот автобусов в Монтгомери. Сначала он не хотел его поддерживать, но вскоре преодолел свои сомнения и благодаря своей репутации «сильного проповедника социального Евангелия» был избран президентом координационного комитета кампании[529]. На одном из собраний в начале кампании Кинг заявил: «Мы не ошибаемся в том, что делаем». «Если мы ошибаемся, – сказал он, – то ошибается и Всемогущий Бог. Если мы ошибаемся, то Иисус из Назарета был всего лишь утопическим мечтателем, который так и не спустился на землю»[530].

Кингу понадобилось время, чтобы разработать свою философию. Подобно более позднему методу теологии освобождения, в котором практика предшествует размышлениям – в действительности из необходимости, – Кинг сперва начал действовать, а затем уже в процессе действий развивал свои мысли и идеи. Вначале он опирался на теологию Пауля Тиллиха (см. главу 3; теология Тиллиха была темой докторской диссертации Кинга), который утверждал, что любовь и справедливость должны дополнять друг друга. Да, он призывал афроамериканское сообщество любить своих белых угнетателей, но это была не пассивная любовь, игнорирующая неправедные дела, скорее речь шла о деятельной любви, которая стремится исправить греховное и злое и установить справедливость. Другими словами, стремление к справедливости само по себе было выражением христианской любви[531]. Таким образом, Кинг разделял более широкие взгляды христианских левых, ибо «движение за гражданские права касалось не только прав чернокожих. Оно было направлено на интеграцию всех членов человеческой семьи в общество, уподобляющееся Царству Божьему»[532]. Кинг придерживался мнения, что речь идет «не о войне между белыми и неграми, а о конфликте между справедливостью и несправедливостью. <…> Мы полны решимости сделать Америку лучше для всех людей»[533]. Кроме того, Кинг пришел к мнению, что получение афроамериканцами гражданских или политических прав будет бессмысленным без установления общения и братства между черными и белыми. «Кинг был убежден, что справедливость без примирения почти ничего не стоит и сеет ненависть и вражду в будущем»[534]. Такое примирение казалось Кингу вполне возможным. В книге «Души черных людей» Дюбуа писал о «двойном сознании» афроамериканцев, в котором создается непримиримое напряжение между их идентичностями – черных и американцев. Будучи гегельянцем, Кинг верил, что из двух этих сторон афроамериканской идентичности можно получить синтез – инструмент освобождения и примирения[535].

Кинг наиболее известен разработанной им философией ненасилия, которую он называл «силой души» (так Ганди перевел свой санскритский термин «сатьяграха»)[536]. Поначалу Кинг не был абсолютным пацифистом, но со временем он пришел к полному ненасилию, покоящемуся на «соединении гандистского ненасилия и черного христианства»[537]. Одной из первых манифестаций этой позиции стали слова, сказанные Кингом толпе после взрыва его дома в 1956 году: «Мы не выступаем за насилие. Мы хотим любить наших врагов. Я хочу, чтобы вы любили наших врагов. Будьте добры к ним. Любите их и дайте им знать, что вы их любите»[538]. Более полное развитие эта идея получила семь лет спустя в «Письме из Бирмингемской тюрьмы». К тому времени Кинг был главой Конференции южного христианского руководства, охватывавшей Юг США. В письме Кинг описывает четыре этапа любой ненасильственной кампании. Первый – это «сбор фактов», необходимый, чтобы определить, существует ли несправедливость и необходимо ли предпринять действия. Второй – «переговоры»: попытка решить проблему через обсуждение и посредничество, не прибегая к гражданскому неповиновению или прямым действиям. Третий – «самоочищение»: приобретение готовности бороться с несправедливостью, не отвечая на насильственные провокации. Наконец, четвертый этап – это само «прямое действие»[539]. Здесь Кинг четко обозначил христианскую основу своей философии, ссылаясь на воззрения Августина Аврелия и Фомы Аквинского о том, что несправедливый закон не следует считать законом, и добавляя:

Конечно, ничего нового в этом виде гражданского неповиновения нет. В возвышенном плане это можно видеть в отказе Седраха, Мисаха и Авденаго повиноваться законам Навуходоносора, ибо здесь был затронут высший нравственный закон. Это великолепно применялось ранними христианами, которые предпочитали встретиться с голодными львами и претерпеть мучительную боль, когда разрывали на куски их тела, нежели подчиниться несправедливым законам Римской империи. <…> Но те продолжали держаться своего убеждения, что они – «небесная община» и должны подчиняться Богу, а не людям[540].

Именно в этом письме Кинг заявил о своей готовности получить ярлык «экстремиста», так как «вопрос не в том, будем ли мы экстремистами, а