Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации - Иван Саблин

Чиликин призывал ради интересов российского Дальнего Востока и его будущего отказаться от прежней дальневосточной политики, от «так называемых интересов в Северной Маньчжурии», которые были зафиксированы в российско-японском соглашении 1907 года[262]. Волков поддерживал эту точку зрения и утверждал, что строительство КВЖД и Русско-японская война стали катастрофой для «нашего Дальнего Востока», для народного благополучия и экономической ситуации всего региона в целом. Кроме того, он подчеркивал, что огромные инвестиции в «Квантунские порты», Порт-Артур и Дальний, были сделаны за счет Владивостока и российского Дальнего Востока[263].

Впрочем, российские предприниматели, действовавшие в Северной Маньчжурии, не соглашались с исключением зоны отчуждения КВЖД из Дальневосточного региона империи. Харбинский биржевой комитет, к примеру, писал Унтербергеру, что экономические интересы Северной Маньчжурии не противоречат интересам «российской дальневосточной окраины». Называя «русскую колонию» в Северной Маньчжурии «сторожевым постом Российской империи и буфером между Китаем и Россией», они подчеркивали важную роль, которую она играет в политическом и экономическом положении России на Дальнем Востоке[264].

Хотя депутаты-дальневосточники, казалось, не поддерживали официальный расизм «желтой угрозы», у них не было единого мнения относительного «желтого труда». Волков отмечал, что запрет привлекать китайских и корейских рабочих к строительству Амурской железной дороги должен основываться на подданстве, а не на расе: работа должна была быть доступна российским подданным любого происхождения. Обсуждая вопрос об ограничении числа иностранных матросов на русских кораблях на Тихом океане, Шило предложил повысить минимальную долю русских матросов до 75 %, чтобы избежать риска захвата корабля в случае войны и чтобы ограничить использование дешевой китайской и корейской рабочей силы в ущерб интересам русских рабочих. Но когда ограничения на процент иностранных матросов получили высочайшее утверждение, Русанов заявлял, что корейские и китайские матросы необходимы для каботажа, поскольку живущие на Дальнем Востоке русские и украинцы в большинстве своем для этой работы не подходят, и убеждал отложить применение этих ограничений на практике[265].

Другим дискуссионным вопросом, особенно важным для Забайкальской области, были связи региона с автономной Внешней Монголией. Таскин критиковал российскую поддержку медицинского обслуживания в Монголии, в то время как с ним были проблемы в Забайкалье. Волков, однако, поддерживал существующие связи и призывал к дальнейшей экономической экспансии, желая провести в Монголию железную дорогу, чтобы избежать роста в ней китайского влияния[266]. Таким образом, Волков выступал против российского империализма в Маньчжурии, но поддерживал экспансию в Монголии, тем самым показывая, что связь региона с политикой во Внутренней и Восточной Азии была не только оборонительной.

Обозначив принадлежность российского Дальнего Востока к Восточноазиатскому и Тихоокеанскому макрорегионам, Волков, Шило, Чиликин, Русанов и Рыслев апеллировали к опыту Японии, Китая и США. Шило подчеркивал несостоятельность российской политической системы и дальневосточной политики в контексте соперничества России с Японией. Он считал, что японцам удалось сделать новые корейские порты привлекательными для международной торговли в первую очередь благодаря японской конституции[267]. Волков утверждал, что Россия, несмотря на активность своего населения, на Дальнем Востоке отстает от Японской империи, быстро догоняющей европейские государства на пути прогресса, а также от Китайской республики, которая «пробудилась» к новой жизни. Русанов отмечал, что отсталость российского Дальнего Востока выгодна Японии, и рассказывал, насколько внимательна японская пресса ко всему, что происходит в регионе. Рыслев восхищался американским подходом к переселенческой колонизации, основанным на «свободном почине человека», и противопоставлял его крайне сложной системе, основанной «на принципах правительственной опеки над переселенцами» в Российской империи[268]. Депутаты опирались в своих выступлениях на новости из Восточной Азии и обращались за помощью к специалистам из Восточного института. Например, в 1916 году Русанов попросил помощи Аполлинария Васильевича Рудакова в переводе японских газет, знакомство с которыми было ему необходимо для изучения рыболовства на Дальнем Востоке[269].