Лотерейный билет № 9672 - Жюль Верн

— Вот что я предлагаю!

Это была расписка на сумму, которую задолжала фру Хансен и в обмен на которую он возвращал ей дом в Даале.

Умоляюще стиснув руки, почти коленопреклоненная, фру Хансен взглядом заклинала дочь.

— А теперь давайте билет! — заключил Сандгоист. — Я хочу получить его… немедленно… сейчас же!.. Я не уеду без него из Дааля! Я хочу его, Гульда!.. Я хочу его!

И он двинулся к бедной девушке с таким видом, словно намеревался обыскать ее, чтобы вырвать билет Оле.

Этого Жоэль стерпеть не мог, тем более что он услышал возглас сестры:

— Братец!.. Братец!..

— Да уберетесь ли вы наконец! — закричал он.

И, поскольку Сандгоист не останавливался, Жоэль было кинулся на него, как вдруг Гульда сказала:

— Матушка, вот билет!

И пока фру Хансен, проворно схватив его, обменивала на расписку Сандгоиста, Гульда в полуобмороке упала в кресло.

— Гульда, Гульда! — воскликнул Жоэль. — Опомнись! Ах, сестра, что ты наделала!

— Что она наделала? — отозвалась фру Хансен. — Не упрекай ее, Жоэль! Это я во всем виновата! Да, я одна! Я хотела умножить деньги вашего отца в ваших интересах, а вместо этого разорила вас, навлекла нищету на этот дом… Но Гульда спасла всю семью… Вот что она сделала… Благодарю тебя, Гульда… благодарю!

Сандгоист все еще стоял рядом. Жоэль оглянулся на него.

— Вы еще здесь?! — вскричал он.

Подбежав к ростовщику, он схватил его, приподнял и, не обращая внимания на вопли и сопротивление, вышвырнул прочь, за дверь.

Вечером следующего дня Сильвиус Хог вернулся в Дааль. Он ни словом не обмолвился о своей поездке в Берген, и никто так и не узнал, что он побывал там. Пока розыски не дадут каких-нибудь результатов, профессор не хотел сообщать о них семье Хансен. Он попросил адресовать все письма и депеши[98]из Бергена и Христиании ему лично, в гостиницу, где собирался следить за дальнейшим ходом событий. Надеялся ли он на благоприятный исход? Да, надеялся, но теперь приходилось признать, что это было лишь смутное предчувствие, и ничего более.

Едва переступив порог гостиницы, профессор заметил, что в его отсутствие случилось нечто серьезное. Поведение Гульды и Жоэля явно свидетельствовало о том, что между ними и их матерью произошло решительное объяснение. Какое же новое несчастье обрушилось на семью Хансен?

Молчание брата и сестры тяжко удручало Сильвиуса Хога. Он проникся к ним столь искренними отеческими чувствами, что не смог бы привязаться сильнее и к собственным детям. Ему очень не хватало их во время короткой отлучки, как, вероятно, и им не хватало его.

«Они расскажут мне, в чем дело, — думал он. — Непременно расскажут! Ведь я — член их семьи!»

Да, теперь Сильвиус Хог полагал, что обрел право вмешиваться в личную жизнь своих юных друзей, знать, отчего Жоэль и Гульда выглядят еще более несчастными, чем до его отъезда. И он не замедлил выяснить это.

В самом деле, брат и сестра собирались поведать о своей беде этому добрейшему человеку, которого полюбили как отца. Они только ждали, чтобы он сам начал разговор. В течение последних двух дней они чувствовали себя одинокими и покинутыми, тем более что Сильвиус Хог не сообщил, куда едет. Никогда еще время не тянулось так невыносимо медленно! Им и в голову не приходило, что отлучка была связана с поисками «Викена» и что Сильвиус Хог скрыл от них цель поездки, боясь причинить лишнюю боль в случае неудачи.

И каким необходимым стало для них теперь присутствие профессора! Как нужно было им видеть его, советоваться с ним, да просто слышать его успокаивающий, уверенный, бодрый голос! Но, с другой стороны, как осмелиться описать ему сцену, произошедшую между ними и ростовщиком из Драммена, признаться в том, что фру Хансен разорила их семью?! Что подумает их старший друг, узнав, что Гульда рассталась с билетом и что мать использовала его, чтобы избавиться от мертвой хватки безжалостного кредитора?![99]

И все же Сильвиус Хог узнал все. Неизвестно, кто заговорил первым — сам он, Жоэль или его сестра. Да это и не важно! Главное, профессор был посвящен в курс дела, в положение фру Хансен и ее детей. Через две недели ростовщик выбросил бы их из гостиницы на улицу, если бы они не погасили долг ценою этого билета.

Итак, Сильвиус Хог выслушал грустный рассказ Жоэля.

— Нельзя было отдавать билет! — вырвалось у него сперва. — Нет, ни в коем случае нельзя было!

— Но как я могла не отдать, господин Сильвиус?.. — ответила глубоко взволнованная девушка.

— Да… да, конечно!.. Вы не могли поступить иначе!.. И, однако… Ах, если бы я был при этом!..

Как поступил бы профессор Сильвиус Хог, будь он при этом? Он ничем не объяснил свои слова и лишь добавил:

— Да, милые мои Гульда и Жоэль, в сущности, вы лишь исполнили свой долг! Но меня просто бесит, что этот Сандгоист воспользуется суеверными ожиданиями людей и выжмет из билета бедняги Оле максимальный барыш для себя. И все же смешно, глупо, нелепо верить в то, что именно этот номер обязательно будет отмечен благосклонностью судьбы! Нет, если хорошенько подумать, я на вашем месте не отдал бы билета. Если уж Гульда отказала в нем Сандгоисту, то не должна была отдавать его и своей матушке.

Брат и сестра не нашлись что ответить на эти упреки. Уступая билет фру Хансен, Гульда следовала велению дочернего долга, — можно ли было порицать ее за такой поступок?! И ведь пожертвовала она не билетом, чьи шансы на выигрыш представлялись более чем сомнительными, нет! — она пожертвовала последней реликвией,[100]напоминающей о женихе, и тем самым нарушила его волю.

Но теперь делать было уже нечего. Билетом завладел Сандгоист. Он принадлежал ему. А ростовщик, конечно, продаст его с аукциона.[101]Подумать только: этот алчный скряга набьет свою мошну с помощью трогательного прощального привета погибшего моряка! Нет, Сильвиус Хог не мог мириться с этим!

Вот почему в тот же день он пожелал переговорить по этому поводу с фру Хансен: конечно, разговор этот ничего уже не мог изменить, но необходимость в нем назрела давно. Впрочем, фру Хансен показала себя весьма практичной женщиной, несомненно, наделенной в большей степени здравым смыслом, нежели материнской любовью.