Мера бытия - Ирина Анатольевна Богданова

время шло к полудню. Потемневшее небо закрылось тучами, дальней стороной сползая на кромку льда, запорошенного тонким слоем снега.

Со стороны Ленинграда по льду пробирался гужевой обоз, на фоне белого снега выглядевший тёмной гусеницей.

Шофёр соседней полуторки, весёлый белорус Василь Голубович поднял вверх большой палец:

— Хороша погодка — самолётам не подняться, значит, домчим без приключений.

В знак согласия Сергей поднял над головой сжатый кулак и двинул вперёд по трассе, пристраиваясь в хвост соседней машины.

Перед выездом первой колонны шофёры автобата устроили небольшой митинг, а после него вышел капитан Порчунов, возглавлявший рейс, и строго напомнил:

— Приказываю держать дистанцию сто пятьдесят — двести метров, дверцы кабин открыты, скорость предельно возможная — сорок пять — пятьдесят километров в час. Самовольная остановка на трассе будет караться по законам военного времени.

Нестроение у всех было приподнятое: хлеб везём!

Лед, толщина которого едва достигла двадцати сантиметров, ощутимо прогибался под весом грузовиков. Ребёнком, Сергей подобным образом возил игрушечную машинку по растянутому льняному полотенцу. Только льняная дорога хоть и ходила ходуном, но машинку держала надёжно и трещинами не разбегалась. Тридцать километров пути — это много или мало? Мало, если ехать по шоссе под мирным небом да по хорошей погодке. И очень много, если под полуторкой трещит тонкий лёд, чёрными провалами зияют полыньи, колёса прокручиваются на гладком льду, а сверху сыплются бомбы и стрекочут пулемётные очереди.

В кармане у Сергея лежали две шоколадки, купленные на Большой земле, — одна для мамы, а вторая для Кати.

Глядя на вехи, вмороженные в лёд по сторонам дороги, Сергей вспомнил о последней встрече с Катей. Пару дней назад он заскочил в казарму МПВО по пути в шофёрскую столовую на Невском проспекте. Ремонтируя машину, он устал до одури и мечтал о тарелке супа, пусть хотя бы и жидкого, с редкими крупинками пшена и кусочками мёрзлой картошки.

Шёл крупный, влажный снег. Налипая на деревья, он украсил снежинками ушанку высокой девушки-дневальной, которая зябко переступала с ноги на ногу.

— Здравия желаю, можно вызвать ко мне Ясину? — по-военному спросил Сергей, чтобы подстроиться под суровый вид девушки, вопросительно глядевшей в его сторону.

— Катя на дежурстве, — сказала девушка, после того как внимательно исследовала его личность. Видимо, уловив разочарование, она смилостивилась и махнула рукой в направлении Троицкого собора: — Ясина с Роговой в том квартале дежурят, если повезёт, то встретитесь.

Когда Сергей дошёл до конца дорожки, девушка окликнула:

— Товарищ шофёр!

Он повернулся.

— Спасибо за хлеб с Большой земли!

Разыскивая Катю, Сергей проехал несколько улиц, притормаживая на каждом перекрёстке, и уже стал давать задний ход, как по ближайшему дому ахнул разрыв снаряда. Нога автоматически нажала на педаль газа. Пробоина в радиаторе пришлась бы явно не к месту. Выкручивая руль, Сергей рванул в безопасную зону на противоположной стороне улицы и вдруг увидел Катю. Согнувшись в три погибели, она подмышки волочила мужчину, который оставлял на снегу извилистый кровавый след.

— Катя!

Пристроившись рядом, Сергей помог отнести раненого в безопасное место, и пока Катя останавливала кровотечение, успел положить ей в сумку маленький кулёчек солёных сухариков.

Не отвлекаясь от дела, она искоса бросила короткий взгляд на Сергея и ласково обратилась к мужчине:

— Потерпите, сейчас мы вас отправим в больницу. Повезло вам, что рядом машина оказалась.

От её слов мужчина застонал и задёргал ногами, словно в предсмертных судорогах. Сергею стало не по себе, что раненый сейчас умрёт, прямо здесь, на Катиных руках, мокрых от крови и снега. Не соображая, чем может помочь, Сергей наклонился и услышал спокойный Катин голос:

— Серёжа, посади его к себе в кабину, больница за углом. Довезёшь?

Исхудавшая, с ввалившимися щеками и в завязанной под подбородком ушанке, она показалась ему прекрасной, как Рафаэлевская мадонна. «Сразу после войны надо будет сводить Катю в Эрмитаж», — мелькнула проходная мысль, тут же растаявшая, как снежинка.

Прикидывая, что пообедать, скорее всего, не успеет, Сергей согласно кивнул:

— Конечно, отвезу, Катя.

Он хотел спросить что-то ещё, но Катя всё равно бы не расслышала, потому что воздух распорола сирена воздушной тревоги.

Воспоминания о Кате оборвал короткий сигнал идущей впереди машины.

Тревога? Промоина?

Сбросив скорость, Сергей выглянул в окно, и его рука тоже надавила на клаксон.

Чтобы стать выше, девушка-регулировщица забралась на сугроб и, подняв красный флажок, весело помахивала им в морозном воздухе. Она была невысока ростом, но такая ладная, симпатичная и совсем юная, словно цветочек, невесть каким образом выросший на ледяных торосах.

Миновав регулировщицу, караван машин прошёл мимо группы людей у штабеля ящиков с оборудованием. Там шла работа по установке медпункта.

Девушка с санитарной сумкой на боку, стоявшая в окружении мужчин, подняла голову и улыбнулась вслед уходящим машинам: зажила дорога, заработала, задышала.

Она снова повернулась к мужчинам и, озабоченно нахмурившись, сказала:

— Что же будем делать? Ума не приложу.

* * *

Огромная роль в медицинском обслуживании людей на льду принадлежала созданным в самом начале действия ледовой дороги специальным перевязочно-обогревательным пунктам. В их задачу входило обогревание людей и оказание им первой медицинской помощи. Эти пункты находились в постоянной готовности, так как противник систематически обстреливал и бомбардировал трассу. Помощь была нужна также при особенно сильных морозах и в случаях провалов машин под лед.

* * *

— Что же будем делать? Ума не приложу, — сказала военфельдшер Лера Гришина, проводив глазами колонну полуторок. Гружённые продовольствием машины шли на Ленинград, и Лера знала, что уже завтра благодаря этому рейсу несколько сотен человек останутся в живых. Она воочию представляла их, ставших тенями, с серыми лицами и тусклыми глазами, как те две девочки, что живут в папиной квартире. В последнюю увольнительную Лера подарила малышкам концентрат каши, выданный в сухом пайке перед отправкой на Ладогу. Её официальное назначение: «Военно-автомобильная дорога номер сто один».

Повернувшись спиной к ветру, Лера посмотрела на виноватые лица трёх санитаров и почувствовала, что на глазах закипают слёзы от собственного бессилия. Отправляясь на Ладогу, она готовилась к бомбёжкам, перевязкам, героическому спасению раненых, работе без сна и отдыха, а на деле оказалась неспособна на малое — поставить шатёр и развернуть работу медпункта. Палатку вместимостью сто человек она с санитарами пыталась установить три раза, но при сильном порыве ветра палатка исправно заваливалась набок, прикрывая груду оборудования брезентовым пологом. Гладкий лёд под ногами отзывался на шаги весёлым звоном, и Лера подумала, что с таким же успехом можно вбивать колышки в кусок стекла или зеркало.

— А может, палатку, того, ящиками придавить? — предложил