Куриный бульон для души. Все будет хорошо! 101 история со счастливым концом - Эми Ньюмарк

И снова я поняла, что она права. Оглядевшись, я заметила, что ливни пошли на пользу не только сорнякам, но и всем цветам – они выглядели просто роскошно. Листья и трава были изумрудными и блестели на солнце. Мой двор казался уголком мира и спокойствия. Когда моя дочь выйдет к гостям в элегантном белоснежном платье и обведет всех любящим взглядом, никто не обратит внимания на сорняки и коричневые пятна на траве. Этот двор был лишь прекрасным фоном для незабываемого дня. Люди запомнят сам момент, а не маленькие несовершенства моего сада.

Свадьба прошла идеально. Точнее, сама она не была идеальной, но вот иллюзия сказочной свадьбы в волшебном месте удалась на славу. Больше я никогда не забуду старого совета Сары. Что бы еще мне ни уготовила судьба, я всегда буду помнить ее слова: «Все это иллюзия. Детали вовсе не важны».

Небо было затянуто облаками, и солнце даже не пыталось пробиться сквозь их плотный слой. Я стояла на ступенях Ванкуверской городской больницы и смотрела на холодное серое здание, которое подавляло меня своими размерами и заключенной в его стенах печалью. В одной руке я держала букет цветов, а в другой – книгу. Преодолевая свою нелюбовь к больницам, я пыталась сосредоточиться на задаче.

Мы с моей подругой Терри обе оказались в Ванкувере, но по очень разным причинам. Я приехала встретиться с друзьями и близкими, а она – лечь в больницу на обследование.

Чувствуя себя беспомощной и обеспокоенной, я медленно вошла внутрь. Выяснив у стойки информации, в какой палате лежит Терри, я направилась к лифтам. Когда закрылись двери, я подумала не только о разных целях, с которыми мы приехали в большой город, но и о том, насколько по-разному сложилась у нас жизнь. Мне повезло прожить вполне нормальную жизнь. Жизнь Терри оказалась особенно тяжелой. Порой я смотрела на нее и гадала, как она вообще смогла выжить. Ей было немного за сорок, но она уже вырастила двух сыновей и взяла на себя заботу о двух малолетних племянницах, после того как убили их мать. Обе девочки попали к ней с тяжелым эмоциональным багажом, а младшая, похоже, еще и страдала фетальным алкогольным синдромом. Забота о них была тяжелой работой без выходных.

В дополнение к этому сама Терри страдала эпилепсией, и с возрастом приступы мучили ее все чаще. Повседневные дела, о которых многие из нас даже не задумываются, постоянно грозили ей припадками. Само собой, она больше не могла водить машину и везде ездила на автобусе. На наших церковных встречах мы не включали флуоресцентные лампы, потому что их мерцание вполне могло вызвать приступ. Однажды Терри записалась на компьютерные курсы в местном колледже, но вынуждена была их бросить, потому что дважды зашлась в припадке, и ей пришлось вызывать «Скорую».

Решив, что так дальше продолжаться не может, врач направил ее в Ванкувер на всестороннее обследование. Там Терри на неопределенное время положили в отдельную палату и прикрепили к ее голове электроды, которые отмечали даже самые незначительные изменения мозговой активности. Доктора хотели точно выяснить, что вызывает приступы. Я надеялась, что мой неожиданный визит хоть немного ее обрадует.

Ужасно волнуясь, я вслед за сестрой вошла к ней в палату. Я не люблю больницы, даже когда прихожу туда кого-нибудь навестить, и всегда переживаю, о чем говорить с больными. К тому же у Терри каждый день бывало по нескольку приступов. Вдруг мое присутствие приведет к катастрофе? Может, не стоило приходить без предупреждения?

Терри лежала с закрытыми глазами. Свет в палате был приглушен.

– Терри, к вам посетитель, – прошептала сестра.

Открыв глаза, Терри широко улыбнулась:

– Лидия! Ничего себе! Поверить не могу. Проходи, садись рядом. Не бойся, ко мне можно прикасаться, – смеясь, сказала она. – Током тебя не дернет!

Пока я придвигала кресло ближе к ее постели, она показала на десяток проводов, торчащих у нее из головы:

– Как тебе моя новая прическа? Смело, правда? Я как раз собиралась сделать стрижку – правда, не совсем такую.

Я рассмеялась, но мне показалось, что электроды причиняют ей боль.

– Тебе не больно? – спросила я.

– Нет. Бывает немного неприятно, но не больно. Видишь там телевизор? Его я целыми днями и смотрю. Он показывает мою мозговую активность.

Я взглянула на подвешенный к потолку телевизор, на экране которого змеились линии и волны.

– Скучновато, да? Вряд ли кто-то захочет такое часами смотреть. Знаешь, я понятия не имела, что мой мозг так пассивен. Но он возбуждается во время приступов. Потом звенит звонок, и прибегает сестра. Если такое случится, не пугайся и не уходи, пока тебя не попросят. Через минуту-другую все пройдет.

Я все еще смотрела на экран.

– Они уже нашли что искали? – спросила я.

– Не-а. Мы все надеемся, что случится серьезный приступ, но пока этого не произошло. Жизнь здесь слишком спокойна. Я твержу им, что дело в стрессе, а здесь – какой стресс? Ни обязанностей, ни детей, ни мужа, ни телефона, ни шума, ни собаки. Никто не сводит меня с ума. Для серьезного приступа нужна активность!

Я просидела у нее полчаса. Мы обсудили детей и мужей, церковь и школы и водителей из маленьких городков на дорогах большого города. Мы говорили о ее проблемах и надеждах на будущее.

Когда я уходила, она казалась счастливой.

И подняла мне настроение.

Мои крестные Бел и Макс познакомились в Англии во время Второй мировой войны. Они подружились в столовой: Макс любил только мясо, а Бел ела одни овощи. Их отношения начались с обмена едой из пайков. Вскоре они сблизились и в других сферах жизни.

Когда они переехали в старый и ветхий дом в Беркли, в Калифорнии, Макс перенес Бел через порог и сказал:

– Дай мне свой ключ от дома.

Она послушно протянула ему ключ, после чего Макс взял оба их ключа и швырнул во двор.

– Я хочу жить в доме, который открыт для всех, – заявил он.

Так они и жили. Их дом никогда не запирался. Друзья приходили и уходили, заглядывали на обед, вытаскивали из холодильника холодные куриные ножки и читали в уютных креслах. За ужином постоянно звучали мнения, высказываемые различными людьми: курдским студентом и израильским диссидентом, далласским адвокатом и механиком из Денвера, раввином без синагоги из Бруклина и священником маленькой церкви в Санта-Фе.