Театр одного убийцы - Алексей Макеев

Во-вторых, все телефонные номера были прописаны у Левицкого в строчку и разделены аккуратными черточками. А цифры на клочке бумаги записаны в столбик.

Ну а в-третьих, обрывок газеты был единственной бумажкой в многочисленных кармашках блокнота. Оторван от целого листа недавно и хранился в тайнике покойного. Это означало, что листок представлялся Левицкому очень важным. А в последнее время самым важным для худрука мог быть только шантаж Воронцова.

После этих умозаключений догадаться, что могут означать семь цифр, написанных столбиком, мог бы и ребенок. Они просто должны были обозначать место, где хранится компромат на директора театра! И первым, что пришло в голову Гурову, были камеры хранения. Верхние цифры – номер ячейки, а нижние – код замка. Тем более что они соответствовали текущему году. А это, наряду с набором даты собственного рождения, был самый распространенный шифр, используемый людьми в камерах хранения. Просто запомнить и невозможно ошибиться при наборе!

– Конечно, Левицкий мог использовать и камеры хранения аэропортов, но это маловероятно, – закончил свои объяснения Гуров, запуская двигатель «Пежо». – Думаю, он предпочел иметь материал под рукой. Чтобы при необходимости можно было легко пустить его в ход.

– А почему тогда ты едешь к трем вокзалам? – поинтересовался Крячко. – И Павелецкий, и Курский куда ближе к дому Левицкого, чем они.

– А потому, Стас, что Левицкий неспроста выбрал для кода замка текущий год, – усмехнулся сыщик. – Это самый простой вариант. И если покойник его использовал, то наверняка опасался за свою память. Можно забыть название вокзала, на котором снял камеру хранения, но вторых Трех вокзалов в Москве нет. Думаю, на одном из них и хранится компромат на Воронцова…

– Значит, опять ты надурил меня, мужик? Себе вершки, а нам корешки? Мотайтесь, ребята, по городу, расходуйте бензин, проверяйте заведомо ложные версии, – возмутился Станислав. – И ты хочешь сказать, что так поступает мудрый начальник?

– Именно. Чтобы не тратить времени на пустую болтовню с подчиненными, – отрезал Гуров. – Разговоров на сегодня вполне достаточно. Сейчас же поезжай за Веселовым. И если все-таки что-нибудь найдете, немедленно звоните мне на сотовый!

Сыщик, умело лавируя в плотном потоке машин, вывел «Пежо» на Садовое кольцо и поехал в направлении Красных Ворот, откуда было удобнее всего проехать к Трем вокзалам. Гуров был почти на сто процентов уверен в правильности своих выводов и не сомневался, что самое позднее через полчаса компромат на Воронцова будет у него в руках. И, может быть, после этого приподнимется завеса тайны над смертью Левицкого. По крайней мере, сыщику хотелось верить в подобное развитие событий.

Однако Гурова ждало разочарование. Ни на одном из трех вокзалов, ни в одной из автоматических камер хранения к интересующей его ячейке № 386 код 2000 не подходил. Сыщик недоуменно проверил их еще раз. А когда и это не сработало, собрался ехать в Домодедово. Но в этот момент зазвонил сотовый телефон.

– Лев Иванович, сработало! – услышал Гуров счастливый голос Саши Веселова. – Я на Павелецком. Ячейка открылась. Ничего не трогаю. Зову дежурного милиционера и жду вас. Все правильно?

– Молодец! – с облегчением похвалил его сыщик. – Удивительно, что я ошибся, но это ерунда. Жди. В течение двадцати минут буду у тебя!..

Крячко позвонил с Киевского вокзала почти сразу вслед за капитаном, но Гуров к тому времени уже успел добраться до своей машины. Попросив Станислава ехать на Павелецкий, Гуров завел мотор «Пежо» и вновь окунулся с головой в плотный поток машин. И все же, выехав раньше, он добрался к Веселову почти одновременно со Станиславом.

Александр стоял рядом с ячейкой, а чуть поодаль от него расположились дежуривший на вокзале капитан и сержант с пистолетом и резиновой дубинкой. Едва Гуров подошел и обменялся приветствием с Веселовым, как дежурный офицер подошел к ним и представился.

– Капитан Стриженов, – козырнул он. – Товарищ полковник, разрешите узнать, что здесь происходит?

– Проводим изъятие вещдоков по расследуемому нами убийству, – ответил Гуров. – Еще вопросы есть?

– Так точно, – кивнул головой капитан. – Понятых приглашать?

– Конечно, – усмехнулся сыщик. – Вы что, правил не знаете?

Стриженов отдал распоряжение сержанту, и тот бросился ловить двоих первых попавшихся пассажиров, убирающих вещи в камеру хранения. Вернулся он довольно быстро, и, как только Стриженов подготовил протокол по изъятию, Гуров кивнул Веселову, разрешая открыть ячейку.

Внутри оказалась небольшая спортивная сумка, заполненная чем-то до самого верха. Александр извлек ее из ячейки и открыл. Как и предполагал Гуров, в основном сумку заполнял никчемный мусор. Это были небрежно скомканные газеты, поверх которых лежала старая аккуратно сложенная рубашка и порванные брюки. То, что искали сыщики, оказалось на самом дне – запечатанный конверт и аудиокассета.

– Это и есть то, что вам нужно? – поинтересовался Стриженов.

– Да, – ответил Гуров. – Но вас, капитан, это совершенно не касается. Можете идти выполнять дальше свои обязанности.

– Слушаюсь, – слегка обиделся Стриженов и, козырнув, направился к выходу из автоматической камеры хранения.

* * *

– Ну и что ты по этому поводу думаешь? – спросил Орлов, откладывая в сторону мелко исписанный лист бумаги и выключая магнитофон.

– Дерьмо собачье! – выругался Гуров…

После изъятия спортивной сумки Левицкого с компроматом на Воронцова все трое сыщиков направились в главк, прямо в кабинет к генералу, и вместе принялись изучать полученный материал.

В конверте, обнаруженном на дне сумки, оказалось признание некоего Вагиза Деметрадзе в подкупе Воронцова. А на кассете это признание было еще и озвучено.

В середине семидесятых годов тогда еще молодой Воронцов работал реквизитором в Большом театре. Он только начинал свою карьеру и безумно радовался тому, что удалось попасть в такое престижное место.

Воронцов пришел в Большой театр в конце сезона, и его появление совпало с начинающимися гастролями за рубежом. Коллектив театра отправлялся из Москвы сначала в Берлин, затем в Прагу. После чего начинал гастрольный тур по странам Западной Европы.

Именно тогда Воронцова и нашел Вагиз Деметрадзе. Грузин зарабатывал на сладкую жизнь всевозможной контрабандой, привозил в СССР модные вещи, аудиотехнику, виниловые пластинки популярных западных музыкантов и прочую ерунду, пользующуюся огромным спросом на черном рынке. А из СССР Деметрадзе вез на Запад всевозможные предметы старины и художественные ценности.

Как и почему именно на Воронцова вышел грузин для вывоза очередной партии контрабанды, в признании не говорилось. Но, как бы то ни было, Деметрадзе предложил молодому реквизитору взять с собой вместе с театральными декорациями партию старинных икон, пользующихся хорошим спросом за границей.

Сначала Воронцов отказывался и колебался, но Деметрадзе признавался, что был уверен в положительном итоге переговоров. И, по его словам, за немалое по тем временам вознаграждение в пять тысяч рублей Воронцов взялся вывезти контрабанду из страны. С одним условием – Деметрадзе должен был без его помощи поместить иконы в вывозимый из страны реквизит. Грузин согласился, но вся операция провалилась.