Игра на выживание - Патриция Хайсмит

— Вы собираетесь в ближайшее время видеться с Отеро? — поинтересовался доктор Рохас.

— Еще не знаю.

Рохас немного помолчал.

— Он обижен на вас, но все это несерьезно. Ему было бы гораздо лучше, если бы между вами снова установились приятельские взаимоотношения.

— Вы полагаете, такое возможно? Сейчас?

— А вы попытайтесь. Он может прийти в ярость, если поймет, что вы не верите в его фантастические истории — но это не надолго. И именно на это мы очень рассчитываем. Он очень горд и упрям. Он может даже бравировать своей виной, прилюдно упиваться ею. Но я все же не сомневаюсь, что со временем он все же найдет в себе силы выкинуть из головы эту блажь. Между нами говоря, не такой уж он и ненормальный. — Доктор Рохас воодушевленно улыбнулся. — Прошу меня извинить, но, похоже, я вынужден вас покинуть. Меня в холле ждет посетитель. — Он подал знак официанту, чтобы тот принес счет.

Теодор настоял на том, чтобы оплатить весь счет самому и поблагодарил доктора Рохоса за то, что тот нашел возможность уделить ему время. Он хотел было спросить, где и как с ним можно будет связаться в случае необходимости, но потом понял, что вряд ли ему захочется снова обращаться к нему за советом, ибо все-таки проникнуться доверием к нему он так и не смог.

Они сердечно распрощались в многолюдном холле отеля, среди сверкающих прилавков с сувенирами и украшениями из серебра, и, спустившись по лестнице, Теодор вышел на улицу. Он стоял на тротуаре огромного проспекта, который в этот час сгущающихся сумерек, когда легкий, прохладный ветерок пробирался сквозь кроны высоких деревьев, всегда напоминал ему Париж ранней весной. Его дом находился всего в шести или около того кварталах от отеля, и Теодор решил пройти пешком. Во время беседы с психиатром в какой-то момент ему вдруг захотелось позвонить Рамону и просто по-дружески поболтать с ним. Теперь этот порыв прошел, и Теодор укорял себя за подобную наивность, за то, что позволил себе так близко к сердцу принять доводы психиатра, как будто они были истиной в последней инстанции. Он принялся перебирать в памяти, что писали по этому поводу газеты. Там лишь сообщалось о мнении, высказанном специалистами. Во всяком случае, никакого научного названия странностям в поведении Рамона дано не было. Они были обозначены, как «эмоциональный стресс».

Теодор дошел до своего дома и пошел дальше. Свернув за угол, он остановился и принялся задумчиво разглядывать витрину небольшого мебельного магазинчика. Вдоль стены здания уныло Тощий рыжий пес — просто кожа да кости. Дойдя до Теодора, он остановился, и подняв голову, жалобно взглянул на него, готовый каждую секунду сорваться с места и броситься наутек. Если бы поблизости был продуктовый магазин, то можно было бы купить ему мясной сандвич, подумал Теодор. Он протянул руку, и животное шарахнулось в сторону и бросилось прочь, трусливо поджав хвост. Вообще-то, Теодор вовсе не собирался прикасаться к нему, ибо не любил собак. Да и кормить бездомного пса он тоже не стал бы, так как не видел в этом смысла. Все равно рано или поздно бездомная дворняга в конце концов сожрет кусок отравленного мяса, оставленного специально для неё на каком-нибудь рынке. И все-таки в душе он чувствовал, что он подвел этого пса, бросил его в беде, по крайней мере, с собачьей точки зрения.

Он отправился дальше, пребывая в крайне подавленном настроении. Если уж ему не удалось добиться ни от Саусас, ни от врачей более или менее удовлетворительного ответа — или, точнее сказать, раз уж его не удовлетворили их объяснения — то теперь ему придется самостоятельно найти этот самый ответ. Он должен будет принять решение. Нужно будет побороть свою неприязнь и встретиться с Рамоном. Завтра, решил Теодор, он позвонит Рамону завтра. Но только не сегодня.

Теодор сначала хотел было купить Рамону бутылку его любимого рома, но потом передумал, решив не брать вообще никакого подарка, чтобы Рамон не вообразил себе, что он пытается его задобрить, или, ещё того хуже, старается опекать его. Медленно поднявшись по крутой каменной лестнице на третий этаж, он остановился, прислушиваясь к нестройному хору доносившихся отовсюду приглушенных голосов и пытаясь разобрать среди них голос Рамона. Артуро снова был у Рамона, и он же снял трубку, когда Теодор позвонил.

— Да-да, конечно, приходите! Обязательно приходите! — с надеждой проговорил Артуро, хотя при этом где-то на заднем плане слышалось недовольное бормотание Рамона.

Он постучал.

За дверью послышались торопливые шаги, и на пороге возник приветливо улыбающийся Артуро.

— Добро пожаловать, дон Теодоро, проходите! — радушно сказал он, и его широкое лицо с привычной двухдневной щетиной расплылось в радостной улыбке.

Рамон встал со стула. Он был аккуратно одет и гладко выбрит, как если бы собирался куда-то.

— Привет, Тео.

— Здравствуй, Рамон. Хорошо выглядишь. — Он подошел к Рамону и протянул ему руку.

Рамон учтиво пожал её.

— Ему сейчас чуть получше. Он очень устал. Но на этот раз его не били. Даже ни разу не ударили, — сообщил Артуро, нервно сцепляя свои короткие толстые пальцы в замок.

Теодор видел, что это было лишь кажущееся улучшение. Рамон осунулся и похудел.

— Иносенса передает тебе большой привет.

Рамон ничего не сказал.

— Он ещё никуда не выходил из дома. Со вчерашнего дня, — доложил Артуро, ставя швабру в угол рядом с плитой.

В комнате было непривычно чисто и прибрано.

— Черт возьми, Рамон, я забыл принести твою птичку! Твой попугай чувствует себя вполне хорошо, но я не хотел, чтобы ты подумал, что я украл его у тебя.

— Так моя птичка у тебя? — удивленно переспросил Рамон. — А я думал, что её украл дворник!

— А разве Саусас не сказал тебе? Все это время она жила у меня.

Рамон растерянно улыбнулся и провел рукой по волосам.

— У дворника есть ключ. Я подумал, что он отдал её этим мальчишкам… — Рамон махнул рукой в сторону двери. — Ну мальчишкам, что здесь живут.

— Нет, Рамон. С птичкой все в порядке. — Теодор знал, что вечно чумазые, неуправляемые местные детишки раздражали Рамона и действовали ему на нервы, главным образом потому, что в душе ему все же было их жалко. Но они постоянно устраивали какие-то дурацкие розыгрыши и издевались над Рамоном, и, наверное, не только над ним, но и над другими обитателями этого дома.

— Вот видишь, Рамон? — с улыбкой подхватил Артуро, стараясь сделать так, чтобы Рамон извлек как можно больше положительных эмоций из того факта, что его птичка, оказывается, жива и невредима.

— Артуро, в последнее время ты проводишь здесь много времени, — заметил Теодор. — А как идут дела в мастерской?

— Да так и идут, — вздохнул Артуро, выразительно махнув рукой, печально улыбнувшись и всем своим видом давая понять, что ему совсем не хочется говорить об этом.