Изменяю по средам - Алена Левински

– Маша, вы придумали, что будете советовать читательнице, которая подозревает мужа в измене? – поинтересовалась Марина, просматривая план следующего номера журнала.

– Конечно. Я посоветую ей развестись.

– Вы хотите разрушить семью? – строго посмотрела на меня выпускающая.

– Семья разрушилась, когда муж стиснул любовницу в жарких объятьях, – сказала я. – А развод – это формальность, необходимая для того, чтобы юридические бумаги отражали истинное положение вещей.

– Маша, если бы вы внимательно читали основной текст, то обратили бы внимание на то, что женщина вовсе не хочет разрушать семью и лишать детей отца.

– Если отец – лживая сволочь, то будет лучше, чтобы его модель поведения не стала примером для детей.

– Он не лживая сволочь, а оступившийся. Он достоин жалости и мягкого порицания. Нужна косметическая операция, а вы предлагаете ампутацию.

– Лучше ампутацию, – отозвалась со своего места Лидочка, – и желательно ампутацию члена.

– Глас народа, – заметила я.

При слове «член» хихикнула из-за своего монитора Надюха.

– Лидочка не глас народа, – возразила Марина. – Лидочка – сторона пострадавшая в брачных битвах, поэтому она необъективна. Маша, я дам вам контакты с психологом из службы семьи и брака, проконсультируйтесь с ней. Возможно, она предложит оригинальную идею.

Почтовая программа сигнализировала, что пришло новое письмо. Это было письмо от Катьки из Германии. Она с новорожденным вернулась из госпиталя, оба здоровы и счастливы, о чем Катерина и рада была сообщить.

«Пересматривала наши фотографии с Нового года, – писала дальше Катька. – Какие же большие у вас дети! Неужели и мой кроха будет таким? Да, ты слышала новость? Помнишь Алину, которая была у нас вместе с франкфуртскими друзьями? Она разводится с мужем – встретила принца своей мечты. Что делается в мире, что же делается…»

И я вспомнила тонкую длинную шею из ресторана «Премудрый пескарь». Точно такая же шея, только вид спереди, маячила напротив меня за праздничным столом в Новый год. Это была шея Алины, мелкозубой ящерки со светловолосой фигой на затылке. Просто сегодня эта фига приняла более ветреные формы, распушившись тонкими волосенками вокруг головы. Принца своей мечты, говорите, встретила?..

У Варьки на картинах все толстые – и люди, и звери, и предметы, и цветы. Больше всего мне нравились толстые Варькины кошки, особенно полосатые и рыжие с картины «Завтрак на траве». Этими кошками потом иллюстрировали детскую книжку в одном известном издательстве. А недавно Варька начала рисовать толстых пеликанов, совершенно очаровательных, огромных, как летающие саквояжи, с гигантскими клювами-мешками, откуда выглядывают толстые лоснящиеся рыбы.

Теперь Варька три раза в неделю работает в зоопарке – пишет целую серию картин про пеликанов. В кафешке рядом с пеликаньим павильоном у нее столик, который служащие просят посетителей не занимать. Говорят, каждый час художница здесь курит и кофе пьет – отдыхает.

Мы с Гришкой пошли в зоопарк. Формально – в гости к тете Варе, по-настоящему – я пошла советоваться. Мне всегда недоставало Варькиной уверенности в себе, ее убежденности в собственной правоте, а теперь, когда мои мысли заняты семейной катастрофой, мне просто необходим совет решительного умного человека.

Самое прекрасное в московском зоопарке – это, пожалуй, цена входного билета. Хотя зверухи тоже ничего. Вот у кенгуру из сумки выглянул детеныш.

– Малыш, – обратила я Гришкино внимание на детеныша, – помнишь, мы читали, что кенгуренок сидит в сумке у мамы?

– А почему он не вылезет? – спросил Гришка, пытаясь удержаться на цыпочках, чтобы получше видеть.

– Он еще беспомощный.

– Мама, а я когда был маленький, я сидел у тебя в животике?

– Да.

– Ты меня съела? – подозрительно посмотрел на меня сын.

– Нет, ты просто там зародился.

– А игрушечки ты мне тоже ела? Солдатиков, рыцарей и кораблик. Мне же там было скучно, в животике.

Прямо сюжет для триллера, честное слово. Беременная женщина поедает солдат, потому что думает, ее будущий сыночек хочет играть в войнушку. В результате женщина сходит с ума и убивает своего мужа. Похоже, возвращаемся к старому сюжету…

– Нет, Гриша. Я не ела солдатиков. Ребенок, который сидит в животике, еще очень плохо видит. Даже если бы я съела для тебя пластмассового рыцаря, ты бы его вряд ли разглядел.

– Мама, а это птица киви?

– Нет, малыш, это птица эму. Птица киви волосатая, как экзотический фрукт.

– Волосатая? А нам в садике говорили, что у птиц растут перья, а не волосы.

Я вдруг вспоминаю, что еще зимой спрятала на шкафу сеточку с мохнатыми киви, надеясь сохранить их от посягательств мужа, свекрови и кота. Черт! Они покоятся на шкафу уже месяца три, в каком же они сейчас виде?! Однако надо заметить, что запаха в спальне нет, не считая пряного аромата, который, по моим предположениям, распространяется от Антоновых носков, валяющихся где-то за кроватью. Надо обязательно проверить, что творится на шкафу. Может, я еще что-то там сховала да и забыла. Например, жареную котлету или стакан водки.

На пригорке грелись на солнышке волки – лежали, лениво щурясь на посетителей. Кажется, сытые. Вокруг церетелиевых богатырей и кота на дубе ездит карусельный поезд из трех вагончиков, уныло подвывает на поворотах, отчего тетка, которая запускает его в путь, морщится. Надоело ей, похоже, все. А особенно это подвывание, эти дети, эта каменная русалка слева и вообще – этот вечный ужас под названием «прибытие поезда».

Клетки с кошачьими почти пусты. Только жирная рысь сидит задницей к посетителям – игнорирует. Презирает. В экспозиции «Ночные животные» беснуются два тушканчика с параличными ножками, и колония летучих мышей лопает виноград. Между прочим, на дворе апрель, и килограмм винограда стоит 100 рублей, а эти вампирята обглодали уже целую гроздь. Романтичных розовых фламинго согнали в тесный вольер, чтоб не замерзли, и теперь они нещадно гадят на небольшой территории. И сильно воняют. Есть розовые особи, есть красные, есть практически белые – видать, мамаши грешили с цаплем. Или с аистом, который приносит детей тем, кто не предохраняется.

От фламинго до пеликанов уже рукой подать. По дороге нам встретились два импозантных, дорого одетых мужчины.

Один разговаривал по мобильному: «Да, мы здесь. Идите сюда. На нас жираф пошел… Да, пошел на нас… Его сейчас очень хорошо видно». Далее последовал деловой репортаж о движении жирафа.

Куда-то подевалась выдра, устраивавшая настоящее представление для зевак – она становилась на задние лапки, а передними лупила по стеклу, как по барабану. От пустого выдриного вольера я увидела Варькин мольберт и саму Варьку в шуршащем комбинезоне и с кистями в руках. Именно так и должен выглядеть художник, я уверена. На фоне озера с пеликанами Варька весьма недурно выглядит.