Почему нет? - Алекс Хилл

– Согласен.

Молчание между нами вбирает в себя все, что когда-то было сказано и обещано. Все, о чем мы грезили и чего лишились. Уже не близкие, но пока еще и не чужие, хотя… это лишь вопрос времени. Сережа был для меня тем, кому я могла рассказать обо всем. Он не всегда меня понимал, не всегда давал ту поддержку, которую я ждала, но он слушал, ему по статусу было положено. Наверное, именно это и ударило по мне больнее всего. Сейчас мне не к кому пойти, а друг другу помочь мы уже не можем. Статус больше не тот.

– Ясь, я должен еще кое-что тебе рассказать, – нервно бубнит Сережа.

Вой ветра усиливается и сливается с шумом машин, гудящем в динамике. Сережа определенно не дома. Не в нашей квартире, где окна выходят во двор, иначе я слышала бы детский визг. И это настораживает.

– Не хочу, чтобы ты узнала об этом не от меня. В общем… я… – Мое сердце замирает, страх пробирает до костей. – Я кое с кем встречаюсь.

– О боже… – сухой шепот слетает с моих губ. – Так вот откуда такая спешка?

– Как девушка, ты должна ее понять.

– Ну еще бы, – ядовито выплевываю я. – Встречаться с женатым не очень приятно.

– Ясь, пожалуйста, не надо. Я не хочу ссориться. Нам больше нечего выяснять, мы уже давно не… – Практически не слышу его слов за шумом крови в ушах.

– Кто она?

– Это важно?

– А это секрет?

– Тебе ведь все равно Таня расскажет, – устало вздыхает Сережа. – Это Ира. Мы сегодня идем к Чапаевым, и я… я ее представлю.

Ярость покрывает кожу призрачными горящими волдырями. Зря я спросила. Зря он ответил. Зря я вообще взяла трубку, но назад пути нет.

– Ира? – хрипло уточняю я. – Та, с которой ты в игре познакомился? Та, которая просто подруга?

– Да. – Еще один плевок, только на этот раз страдает гордость.

Становится трудно дышать, и я обхватываю ладонью горло, чтобы проверить, не торчит ли из него толстенная ветка. Я знала про их общение, даже переписки читала. Не могу сказать, что мне это сильно нравилось, и все же я была спокойна, ведь казалось, ревновать не к чему. Казалось, что подобную чушь с ограничениями мы давно переросли.

– Послушай, все… все как-то само… – сбивчиво объясняется Сережа. – Ты уехала, она меня поддержала и…

– Угу, – мычу я, и горячие слезы скользят по моим щекам. – Поздравляю.

– Прости, но это… это еще не все.

Нестерпимое желание бросить трубку разливается лавой по венам, но я сдерживаюсь что есть сил. Если уж ножи в спину, то давайте все за раз.

– Когда свадьба? – выдавливаю я, зажмурившись.

– Думаю, скоро. Она беременна.

Наклоняюсь вперед и крепко держусь за край скамейки, чтобы не свалиться. Ядовитая улыбка печет губы, а истерический смех вибрирует в груди, охваченной пламенем ярости.

– Два с половиной месяца, Сереж. Я уехала два с половиной месяца назад!

– Но расстались мы раньше, – парирует он. – Ясь, мы расстались год назад. Ты это знаешь. И я это знаю. Не нужно делать из меня предателя.

Мне хочется заорать. Хочется выплеснуть все негодование и злость ужасными словами, но все они уже были сказаны. В этом нет толку, потому что спасать и чинить больше нечего. Вот она, точка. Последний гвоздь в крышку гроба, где похоронены наш брак и наша любовь. Обида мутирует в ненависть, раздирая в клочья доводы разума, и я ничего не могу с этим поделать.

– Да-а-а, – сипло тяну я. – А может, еще раньше? Сколько вы с ней общались? Два? Три года?

– До этого ничего не было, – твердо заявляет он.

– Признайся, Сереж. Признайся, мне будет проще тебя ненавидеть.

– Я бы этого не хотел.

– Уже поздно.

– Яся, прошу… – В его голосе сквозят опустошение и грусть. Так и вижу, как мы оба стоим по разные стороны поля, сожженного дотла. – Я не желаю тебе зла, не хочу, чтобы тебе было больнее. Мы пытались. И я, и ты. Между нами было много хорошего, но пора двигаться дальше. Пора каждому жить свою жизнь. Собственно, именно ты это и предложила.

Медленно выпрямляюсь. Дыхание рваное, подбородок дрожит, а боль выкручивает суставы. Я должна его отпустить. Я это понимаю, хочу этого, но… черт возьми, как же трудно. Возвращаться некуда, но и отрываться друг от друга, когда вы уже буквально срослись, тяжело. Слишком многое связывает. Слишком долго мы были вместе.

– Вы живете у нас? – уже куда спокойнее спрашиваю я.

– Нет. Я переехал к ней.

– За это спасибо. И за то, что рассказал, тоже.

– Уверен, скоро и у тебя…

– Не стоит, Сереж, – перебиваю я, потому что не хочу его жалости и сочувствия. Пора учиться жить без него. – Я все подпишу. Нам еще нужно выставить на продажу квартиру и машину. Займись этим, пожалуйста. Или я могу попросить папу…

– Нет, я сам, – обрывает он. – Но все предложения буду согласовывать с тобой.

– Хорошо.

– Тогда… пока?

– Пока.

Завершаю звонок и откладываю телефон в сторону. Рыдания клокочут в груди, пузырятся в горле и вырываются наружу сдавленными всхлипами. В моей жизни было много слез, впрочем, как и у любой девочки, но такой агонии безудержного отчаяния я еще не испытывала. И никакой определенности в мыслях, ничего. Только боль. Уродливая, мерзкая и сокрушительная.

За все десять лет наших отношений я плакала из-за Сережи бесчисленное количество раз. Когда он обижал меня словами или действиями, когда не понимал, отстранялся, делал вид, что не замечает своих ошибок. И каждый раз, сидя на полу в ванной, на диванчике кухни или запираясь на заднем сиденье машины, я рыдала и думала: «Стоит ли оно того? Мне это нужно? Может, лучше все прекратить? Расстаться, развестись. Отпустить, уйти и жить по-другому». А потом мы мирились. Много разговаривали, пытаясь найти компромисс. И я приходила к выводу, что это нормально – ошибаться. И, наверное, так и есть, только не все ошибки можно исправить. Так где же моя? Когда именно я ошиблась? Когда уехала прошлым летом в первый раз к родителям одна, заявив, что нашим отношениям нужна перезарядка? Когда перестала отделять свои желания от наших общих? Когда потерялась между «правильно» и «желанно»? Или же когда забыла, что такое по-настоящему любить и быть любимой?

Ветер подхватывает мои волосы, поглаживая лицо, но он не может высушить слезы. Смотрю на реку, рябь ползет по воде, переливаясь закатными бликами. Никогда еще я не чувствовала себя такой опустошенной и одинокой. Такой потерянной, застывшей. У