Близнецы Фаренгейт - Мишель Фейбер

— Еще бы она не испугалась, — откликнулся он. — Но мы-то что можем сделать?

— Я вставлю в дыру кол, — ответила Сандра. — Кошка подастся назад, к твоему концу. Как увидишь хвост, хватай его и тяни.

Он фыркнул, не веря ушам. Ну еще бы, такие дела всегда достаются ему… Деньги на гончарню ищи ты, склочных работников выгоняй тоже ты, а теперь вот и кошку тяни за хвост: Нэйл все уладит!

— А если она меня на куски порвет?

Сандра в отчаянии простонала:

— Мы же переехали ей задние ноги! Она их только волочь за собой и может.

— Это ты так говоришь.

И все же, он опустился на колени, изготовившись к схватке. Звуки опасливого дыхания кошки подействовали на него странновато — точно наркотик, проникший в кровь. Он представил себе несчастную зверюгу, сидящую в западне, в нагоняющем клаустрофобию тоннеле, и его почти опьянила жалость. Нет, не то чтобы жалость, скорее, потребность, чтобы для бедняги все закончилось благополучно, несмотря на случившееся.

Сандра осторожно, почти с нежностью, ввела палку в нору. На лице ее застыло выражение любознательности, пылкой, детской потребности желаемого исхода. Губы ее разделились, глаза наполовину прикрылись веками.

Из туннеля донеслось злобное шипение, скребущие звуки. Однако на нэйловом конце так ничего и не объявилось — ни кожи, что называется, ни рожи. Сандра склонилась к дыре пониже, рука ее ушла внутрь, щека прижалась к земле, волосы переплелись с жесткой травой.

— Палка нужна подлиннее, — выдохнула она.

— Так поищи, — ответил он, подрагивающим от предвкушения голосом. — А то дождешься, что она тебе пальцы оттяпает.

Сандра выдернула руку наружу. Рукав оказался заляпанным грязью, темно-бурой на яркой желтизне кашемира. Она поозиралась кругом, но с коленей не встала.

— Лучше этой нигде не видно, — сказала она и внимательно оглядела кончик палки, словно надеясь различить на нем кровь или слюну. — Да и от лаза отходить не стоит.

Они еще несколько минут просидели на корточках, а мир вокруг все темнел и темнел. Глаза их успели уже приладиться к меркнущему свету, они еще различали друг дружку — и, разумеется, дырки в земле, — отчетливо, ясно. А вот все остальное — пустые поля за ними, длинная, лишенная фонарей дорога, верхушки деревьев невидного отсюда леса — все неотвратимо сливалось с мрением вечереющего неба.

— У машины подфарники не горят, — сказал Нэйл.

Сандра повернула к нему лицо, взглянула сквозь холодеющий сумрак ему в глаза. Мазок грязи на левой щеке, оскаленные белые зубы.

— Забудь — на хер — машину, — тон ее был свирепым, но дикция оставалась кристально ясной.

И она опустила глаза и начала раздирать края норы пальцами.

— Рой, — приказала она.

Нэйл смотрел на нее, завороженный. Красные ногти ее почернели. Брюки запорошила сырая земля.

— Рой, сволочь, — прошипела Сандра.

И он стал рыть. В машине валялись на полу лыжные перчатки, в них рыть было б намного легче, да и толку было бы больше, однако Нэйл понимал: о них сейчас лучше не заикаться. И он впивался пальцами в землю, покряхтывая от усилий, нащупывая комья и камни. Он знал — это его епитимья, и куда более действенная, чем слова оправдания или красные розы.

Она работали, как нанятые, а свет вокруг все угасал. Они врывались в землю, обретя общий ритм, дыша в унисон, подвигаясь вперед на коленях. Раскрасневшиеся, искаженные лица их выглядели в свете встававшей колоссальной луны бледными, точно кость. Из земли под ними исходил встревоженный, нечеловеческий стон, становившийся все более громким и безнадежным.

И наконец, когда они выбрали столько земли, что не разрытым остался всего лишь метровый участок туннеля, долгожданный миг наступил. Показался, конвульсивно дергаясь, полосатый, электрически ощетинившийся хвост, и Нэйл грязными руками вцепился в него, рванул. Сознание его первым делом отметило абсурдно пронзительный визг ужаса, и только потом — зубы зверя, вонзившиеся в его кулаки, — так, точно киянка вбила в них целую горсть железных гвоздей. Массивная гадиина бушевала, будто ураган меха и мускулов, впившись ему в руку, раздирая бедра и локти бившими по воздуху когтями.

Не успев ничего подумать, еще не выпустив хвост из рук, рванулся он к Сандре, но та уже и сама летела к ужасной твари, раскинув перед собою руки в бесстрашном и гневном объятии. Доля секунды, и Сандра крепко прижала зверюгу к себе — и та на миг обратилась в обычную кошку, но тут же огромные желтые глаза ее яростно полыхнули, и она в приливе звериной силы взметнулась, впиваясь когтями в грудь Сандры, к ее лицу. Раздавленные задние лапы безумно раскачивались, а кошка на один отдающий ночным кошмаром миг вцепилась передними в голову Сандры, перевалила ей на спину и соскочила на землю. И, приволакивая исковерканные конечности, поскакала, пыхтя, как паровоз, в темноту.

— Не стой на месте! Не стой! — завизжала Сандра, едва лишь Нэйл отпрянул в ужасе, увидев, что стало с его руками, увидев кровь, стекающую по ее лицу. — Никчемный ёбанный трус!

Из оставленной когтем рваной раны, спадавшей со лба ее до брови и — чудом минуя глаз — к щеке, била, пузырясь и забрызгивая плечи Сандры и грудь, кровь. Но Сандре было не до этого, Сандра, крутнувшись на месте, заковыляла во мрак, ссутулясь, как обезьяна, разметая свисающими руками траву.

Внезапно послышался взвизг — не живого, на этот раз, существа, но скребущих грубый битум покрышек, — короткий, сюрреалистически музыкальный взвизг, а следом громовый удар металла о металл.

— Господи-Иисусе, машина…! — взвыл Нэйл.

— Вперед! — закричала Сандра, бросаясь вдогон за добычей.

— Ты что, не понимаешь…?

— Я все понимаю! — яростно закричала она, подхватая с земли сук — куда больший и тяжелый, чем прежний. — Что сделано — сделано. Какая, на хуй, разница? Все кончено! Кончено!

С дубиной в кулаке, она расталкивала тьму, сгорбленная, точно обросшая пегой, желтой с черным шкурой. Ему хотелось нагнать ее, удержать, обнять, отвезти домой, но он наполовину ослеп от боли в руках, от тошнотворной смеси немоты и муки, от жирной грязи на окровавленных пальцах. Нэйл слышал собственный голос, кряхтенье и стоны, которыми пытался понудить свои ноги к движению, однако так и стоял, дрожа, на развороченной земле.

Он понимал уже — все оказалось безумием, им нечего было и надеяться спасти эту тварь, наполовину раздавленного, обезумевшего от страха демона беспримесного инстинкта. Но, похоже, и жена его тоже понимала это, и ей оно было без разницы. Жена с размаху лупила дубиной по зарослям — не на пробу, не испытующе, со всей, какая осталась у нее, силой. Земля и клочья травы летели по воздуху, комья сырой глины взвивались вокруг ошметками плоти, а Сандра все била и била, сжимая свое оружие теперь уж обеими руками.

— Я вижу ее глаза! — раз за разом вскрикивала она, хриплым от смертоносного вожделения голосом, а между тем, земля вокруг погружалась во тьму, и все, какие только есть наверху, мелковатые звезды, высыпали из Рая, чтобы дать потом свидетельские показания. — Я вижу ее глаза!