Владыка ледяного сада. В сердце тьмы - Ярослав Гжендович

Раздался крик, в дверях появился второй Змей с луком в руках и колчаном на спине, уже натянутой тетивой.

Драккайнен все еще лежал, но подтянул ноги и принялся вставать, шаря по снегу в поисках оружия. Его противник вскочил чуть покачиваясь, но увереннее, размазывая кровь по лицу, и вытянул меч, вычерчивая им одну из местных сложных фигур, напоминавших танец.

Драккайнен нащупал рукоять, уперся клинком в землю и тяжело поднялся.

Клееный лук тихо заскрипел, перо, пойманное между указательным пальцем и надетым на средний железным кольцом, подъехало к уху змеиного лучника.

Драккайнен, покачнувшись, встал боком к стрелку, чувствуя, что его тело тяжелое, как ствол дерева, и что ничего из этого не выйдет.

И тогда девушка, дотоле тихо стоявшая в сторонке, засияла холодным ледяным блеском, залившим перевал и ударившим в окрестные скалы, будто их накрыл плащ из звезд.

Оба Змея стояли сосредоточенно, Драккайнен раскачивался с поднятым, трясущимся мечом, пытаясь следить за обоими.

Девушка подняла руку.

Тетива брякнула, стрела ядовито зашипела и с глухим хрустом воткнулась в цель. Все слилось в один печальный звук.

Меч упал на землю и с тихим звоном заскользил по камням.

Все трое замерли. Наконец под Драккайненом подогнулись колени, и он бессильно свалился лицом вниз с грохотом, который, казалось, сотряс горы.

Шлем покатился по снегу, качнулся и стал неподвижен.

Девушка продолжала сверкать ледяным звездным блеском.

Оба Змея тоже не двигались.

Только ветер выл между скалами и бросался снегом.

Один из Змеев закашлялся и фыркнул кровью. Ухватился за торчащую из груди стрелу, воткнувшуюся чуть ли не по оперение, потянул за нее и сломал. А потом мягко опрокинулся набок и сжал липкие от крови пальцы на выступающем из груди обломке.

Лучник все еще не двигался.

Девушка продолжала стояла с поднятой вверх рукой, рассеивая призрачный, неоновый проблеск.

Стрелок аккуратно положил лук на землю, стянул со спины колчан и положил рядом, а потом снял куртку и рубаху, открыв бледную грудь, перечеркнутую красно-черными зигзагами татуировки.

Вытащил меч и, развернувшись к стене, пытался воткнуть рукоять между камнями. Меч выскользнул, Змей поднял его и повторил манипуляцию с тупым упорством, втискивая рукоять несколько старательнее и фиксируя кончик собственным телом.

Упер ладони в стену, губы его все время шевелились в некой бесшумной литании, а по щекам текли слезы и талый снег, оседавший на сплетенных в косички волосах.

Раздался хруст и сдавленный крик, утонувший в вое бури.

Красный клинок вышел из украшенной татуировкой спины, а Змей прижался в конвульсиях к стене и свалился набок.

Девушка опустила руку, мягкий звездный свет погас.

Она подошла к лежащему Драккайнену, перевернула его на спину, а потом присела и положила ладонь ему на губы. После сунула руки под его спину и подняла совершенно без усилия, словно он был тряпичной куклой.

В каменной ограде раздался звон брони, и в небо взлетела тоскливая, мучительная жалоба двух крабов. В глазах девушки вновь мгновенно разгорелся свет, короткий как вспышка.

Крик внезапно стих, словно обрезанный ножом.

Девушка развернулась и легко зашагала вверх, к перевалу. Были видны ее маленькие плечи и свисавшие по одну их сторону ноги, по другую – голова и руки рослого мужчины. Казалось, девушка не чувствует его вес.

Через миг-другой они исчезли в метели.

Архиматрона вела нас крытыми коридорами, не говоря ни слова. Я чувствовал лишь облегчение и огромную усталость. Радовался, что мне удалось выйти из пещеры – но и только. Однако мысль о том, что происходит там сейчас, не давала мне покоя и точила мою душу, как червь древо. Я не знал, отчего она пришла к нам лично. Может, все прочие принимали участие в мистерии, но тогда отчего ее там не было?

Она провела нас в большой и круглый, словно миска, зал, выстеленный коврами. Помещение было почти пустым, стоял там только округлый столик с роговыми ножками и освещенная двумя лампадами фигура Праматери.

Мы пали на колени, а жрица глубоко поклонилась, после чего прикоснулась ладонью к своим губам, груди и лону.

А потом уселась на подушках и указала нам место подле столика.

Вернее, я решил, что она указывает Брусу, а потому сам скромно присел на пятки у самых дверей.

Архиматрона лениво потянулась за маленькой металлической палицей, обернутой кожей, и ударила в гонг, стоявший рядом со столом.

Адептка вошла в зал еще до того, как звук стих. Поставила на столике высокий кувшин и два металлических кубка, наполнила их и бесшумно вышла. Мне показалось, что это та же, которая ассистировала старику, который принес нам еду.

Конечно, только два кубка. Я – лишь адепт. Овца. Я был невидим, но меня это устраивало.

Брус же принялся ворчать.

– Не дозволено пить ферментированные напитки. Радость, которую они дают, неестественна и пробуждает зло. Только…

– Ох, да перестань уже! – рявкнула жрица. – Мне нужна настоящая беседа, и я не стану заниматься эквилибристикой Старого Языка. Ты что, приказов не знаешь? Впервые доставляешь поддержку?

Я непроизвольно сглотнул, надеясь, что этого не слышно в комнате. Подумал, что нигде не видно стражи. Мы все еще могли сбежать, захватив архиматрону. Этот фарс не мог продолжаться долго, скоро один из нас – а то и оба, – совершит что-то непростительное.

– Маска! Сними эту проклятую маску! – крикнула она. – Ты не на торжище!

Брус очень медленно отстегнул ремни, поднял маску и снял ее с головы.

– Ну да! Я была уверена! – она отпила глоток из кубка, встала, быстро прошлась по комнате. – Я знала!

Была в ярости. Я напряг мышцы – на пробу – и аккуратно изменил позу на ту, из которой мог одним прыжком оказаться на ногах.

Жрица пнула какую-то посудину, и та со звоном покатилась по полу.

– Неофит. Проклятый неофит. Поэтому святее самой земли. Как долго ты служишь Матери? Месяц?! Полгода?! И сразу стал жрецом, освященным существом единства? Стараешься быть истовей самой пророчицы, чтобы смыть грехи своей проклятой насилием лунной крови?