Отрок московский - Владислав Русанов

– Поздорову вам, новгородцы! Мой род с вашим великим городом давняя дружба и приязнь связывают. Еще мой дед, победитель шведов и немцев, у вас княжил, и за ним Господин Великий Новгород как за каменной стеной жил. Но с той поры, как мой стрый, Андрей Александрович, опочил в бозе, стали недобрые дела на Руси твориться. Князь тверской, Михайла Ярославич, обманом ярлык на великое княжение у Тохты-хана выманил. Обещал, гадина подколодная, что больше дани соберет с людей русских и проклятым басурманам в Орду отправит. А здесь, на Руси, криком кричит, кулаком бьет в грудь себя, что послабит иго, уменьшит дань, облегчит жизнь купечества, смердов, мастерового люда.

Юрий вздохнул, понурив голову, смахнул несуществующую слезу с ресниц.

– Когда прознал я о том, – продолжал он, – сжалось сердце мое и болью душа зашлась. Разве об этом мечтал мой дед? Разве это детям и внукам заповедовал? Перед всем народом русским, перед вами, мужи именитые новгородские, я присягаюсь, что жизни не пожалею, чтобы выправить несправедливость, повернуть истину на многострадальную землю Русскую. Княжество мое Московское не слишком сильно и богато. Всем известно, батюшка мой, Данила Александрович, получил его в удел, как младший сын. Разве достаются младшим сыновьям земли богатые и города могучие? Но волею Господа, полученный удел мой отец укрепил и расширил. И я его дело продолжаю, не щадя сил и здоровья, а понадобится, и жизни своей не пожалею. И братья мои меня во всем поддерживают. Ныне же ожидаю я, что Михайла пришлет своих бояр доверенных, чтобы новгородские вольности утеснять. Чем это закончится? Думаю, всякому мужу мыслящему очевидно. Если же Новгород признает меня князем, то обещаю все вольности сохранить, от баскаков татарских оборонять всячески, торговле способствовать. Что скажете, бояре и сотники?

Собравшиеся горожане сдержанно загудели. Затрясли бородами. Принялись перешептываться и толкать друг дружку локтями. Но выступать с речью никто не торопился.

Юрий Данилович ждал. Терпеливо ждал, хоть и пристукивал носком сапога по дощатому полу. Внимательно поглядывал на новгородцев, стараясь прикинуть: от кого ему большей поддержки ждать, а кто и супротив может выкрикнуть на предстоящем вече.

Наконец поднялся посадник. Видно, решился. А что? Жди не жди, а без твоего слова здесь все равно ничего не станется.

Андрей Климович откашлялся, расправил густую бороду, ниспадающую до середины груди, и заговорил:

– Братья мои любезные, – загудел он, словно в бочку. – Напомнить хочу вам дела не столь давние. Дела ушедшие и из памяти выброшенные, но быльем еще не поросшие. Помните ли вы князя Дмитрия Александровича? Вижу, что помните. Те, кто постарше, еще застали его, а кто помоложе – от отцов и дедов слыхали… Помните, как поставил его Александр Ярославич Невский княжить в Новгороде, немирье у нас вышло?

– Верно. Было дело. Попросили сердечного, – кивнул тысяцкий Лука Иванович, седобородый и степенный, отмеченный шрамом в войне с корелой[97]. – Вот тебе Бог, сказали, а вот порог.

– Верно. А плох ли князь был? Вспомните, как на ливонцев ходил? Юрьев взял… Добычу богатую привез. Одного серебра сколько возов?

– Да уж, – затряс бороденкой боярин Евсей из Славенского конца. – Знатно ратились…

– Выгнать выгнали, да скоро спохватились, – добавил тысяцкий. – И обратно позвали, когда новая война с немцем началась. Тогда под Раковором Дмитрий Александрович себя показал во всей красе. Достойный своего отца великого князь был. Ни прибавить, ни убавить…

– Точно, – согласился Андрей. – Немцев бил, корелу бил, татар бил и гнал их обратно в Орду. Даже хан Тола-Буга наказать его побоялся. А после него? Что Андрей Городецкий, вокняжившись во Владимире, творил?

– Отдал Псков Федору Михайловичу! – взмахнул сухоньким кулачком Евсей. – Так тот хлеб у псковитян ел, а как вражья рать подступила, так и сбежал. Бросил город на поругание!

– Били челом тогда Андрею Александровичу, чтобы гнал этих князей свет за очи! И даже откупного предлагали, – подвел итог посадник. – А теперь, вижу я, повторяется история-то… Есть князь, которого мы знаем, который княжить честь по чести обязуется. И есть великий князь, жадный да лютый, что обещался прислать наместников в Новгород, дабы княжили они тут. Чего от них ждать? Наверняка никто не знает. Да только я догадываюсь, что о вольности наши древние они сапоги вытирать будут. Не лучше ли сразу собрать вече и попросить Юрия Даниловича на княжение? Он родовитостью не уступает Михаилу Ярославичу. И доблестью отмечен. Да и про брата его, Ивана Даниловича, мы лишь добрые слова слыхали. Один брат боевит да решителен. Второй – рачительный да вдумчивый. Разве плохо нам будет, мужи новгородские, если с Москвой дружить будем?

– Москва не выдаст! – выкрикнул Евсей.

– А ярлык ханский и вдругорядь оспорить можно! – вскочил с места сотник Козьма. – Татары, они жадные, подарки любят. За мзду богатую и сменят великого князя!

Юрий слушал новгородцев, и на губы его помимо воли наползала улыбка. Верно мыслят именитые мужи. Тохта стар. Станет ханом Узбек, как еще все обернется? С молодым нойоном московский князь поддерживал почти дружеские отношения. Вместе травили волков и лис, охотились с соколами на уток и цапель, хаживали и на кабана. А вот тогда мы и посмотрим, как Михайла вылетит из Владимира. А сам не захочет, поможем хорошим пинком.

– А погодите-ка, православные… – Тучный боярин, имя которого Юрий запамятовал, поднялся, шумно вздохнул. – Хочу напомнить вам, чем противостояние Дмитрия с Андреем для Руси обернулось… Как Андрей ордынцев к нам приводил, едва ли не в Новгород. Как Дмитрий в Копорье бежал. Сколько ратились братья-князья, проливая кровь русскую. Сколько раз приводили черные полчища татарские под стены и Переяславля, и Владимира, и Городца, и Москвы той же самой.

– А коль приходится вспоминать Дюденеву рать, зорившую города русские, – подхватил еще один новгородец, сидевший, привалившись плечом к бревенчатой стене, – так сразу сердце кровью обливается! Сколько городов пожгли! Суздаль! Владимир! Москву! Коломну, Можайск, Волок, Углич…

– Это все мы помним, – развел руками посадник. – Да только к чему ты речь завел, Онфим свет Кудеславич?

– А к тому, что Тохта-хан, хоть и стар, может, да силен по-прежнему. Даром что басурманин, а слов на ветер не бросает. Что ему стоит вдругорядь Дюденю на Русь отправить? Взвоем горько, православные, да поздно будет.

– И что ж ты предлагаешь?

– А подумать, Андрей свет Климыч, я предлагаю. Не рубить сплеча. Это князей да гридней забота – чуть что, так за меч или сабельку, а мы – люди торовитые, нам покумекать сперва нужно, обсудить все, с уличанскими посоветоваться… Крепость Господина Великого Новгорода не в лихости, а в розуме.

– Ты пока думать будешь, Кудеславич, нас Михайло Тверской в бараний рог скрутит! – возмутился Козьма. – Он – князь боевитый и суровый.