Элджернон, Чарли и я - Дэниел Киз

Точно так же получалось и с моими «Цветами». Пока коллеги путешествовали по Европе (стояло лето 1964 года), я торчал в Детройте, корпя над духовной «дугой» Чарли. Мне казалось, эпизод будет уместен сразу после осознания героем, какая ужасная судьба ему уготована.

Вот что я написал:

Даром что я отталкивался от собственного опыта, от сеансов психоанализа, которые имели место в моей жизни, – образы и мысли в этом эпизоде не мои. Они исходят от Чарли – ожившего моими усилиями. Насколько я могу судить, духовный опыт целиком принадлежит Чарли.

Это Чарли сливается с Космосом.

В процессе кружения и падения, в процессе ужимания до пределов собственного «я» Чарли видит Мандалу – «многолепестковый цветок – кружащийся лотос (он плавает неподалеку от входа в бессознательность)». После сеанса Штраус говорит:

А Чарли отвечает:

Чарли уходит. Его мысли – о платоновской пещере: «Платоновы слова скалятся на меня из теней, что отбрасывает пресловутое пламя… люди в пещере сказали бы, что Чарли поднялся к свету и вновь спустился, оставаясь слеп…»

Эту сцену я заранее не намечал. Я пустил ее на самотек – отдав своему персонажу частицу себя, задействовав собственный разрыв с психоанализом. И сцена разрослась. Получилась не одна только духовная «дуга». Получилось слияние Чарли с Космосом.

Отредактированный роман был отвергнут еще двумя ведущими издателями, причем один отказ я получил в последний день 1964 года:

Второй отказ пришел в марте 1965 года.

Очень лестно; однако на сердце с каждым отказом делалось все тяжелее. Словно от моего эго (а заодно и от целеустремленности вместе с надеждой) откалывали по щепочке.

Контракт на чтение лекций в Университете Уэйна истекал будущей весной. Если к тому времени я не опубликую книгу, придется мне бороться за ученую степень, чтобы разрешили преподавать в высших учебных заведениях. Для преподавателя на литфаке опубликованное произведение приравнивалось к защищенной диссертации. Поэтому в моем случае вопрос стоял ребром: публикация или погибель.

Теперь я уже и в себе сомневался: смогу ли я писать, будучи столько раз отвергнутым издателями? Три года я трансформировал рассказ в роман – и, похоже, время ушло псу под хвост.

А если публикация мне вообще не светит? Хотя я, в отличие от Эмили Дикинсон, не писал «в стол», мне казалось, «Цветы» именно «в столе» и завянут. И никто их не прочтет.

– Ладно, – сказал я себе. – Пойдем дальше. С этой работой покончено.

И я пошел – прямо по Стейт-стрит, в Университет Уэйна. Тут-то и случилось нечто непредвиденное.

Впрочем, не совсем. Я хронически недосыпал; я был подавлен – стоит ли удивляться, что уже на подступах к университетскому зданию меня прошиб холодный пот и кровь бросилась в голову? Очень кстати рядом оказался фонарный столб – не дал мне упасть. Вот, значит, каков он – сердечный приступ; а то даже и инфаркт. Вот какова смерть. Вот как все закончится… Для меня… Для моей книги…

Прежде, чем сознание погрузилось в полный мрак, успела мелькнуть мысль. Со стыдом признаюсь, что мысль была не о жене, не о детях, не о финале моей жизни.

Помню, как произнес вслух:

– Хвала Господу, я закончил роман!

Очнулся я в забегаловке. Какой-то добрый самаритянин приволок туда мое бесчувственное тело. В мозгу всплыла фраза, которую я полагал для себя последней, – и я понял, чтó было самым важным в моей жизни. Не публикация; не слава, не деньги, не семья – а завершение книги, начатой столь дерзновенно.

Даже если никто ее не прочтет, я свое дело сделал.

А еще я отныне знал: я буду писать книги. Писать, и переписывать, и перерабатывать, покуда жив. Не помню, о чем я в тот день вещал в аудитории, зато помню, что на душе у меня было легко и спокойно. Я заглянул в лицо смерти; по крайней мере, так мне казалось. Я увидел себя со стороны и с высоты – и открыл, что могу именоваться писателем-романистом.

Через месяц я получил известие: Дэн Уикенден из «Харкорта» звонил и сказал, что издательство намерено купить «Цветы для Элджернона». Я ушам не поверил. Но за известием последовала записка следующего содержания: «Настоящим имею удовольствие официально пригласить Вас в „Харкорт, Брейс и Уорлд инк.“ и сообщить, как я счастлив, что именно мне поручено быть редактором Вашего оригинального, захватывающего и трогательного дебютного романа».