Ночь светла - Петер Штамм

* * *

Джил подошла к окошку своего рабочего кабинета, выглянула в парк, расположенный позади отеля. Стоит прекрасный, сияющий день, почти все шезлонги заняты, дети играют, кто на лужайке, кто чуть поодаль, а в тени нескольких могучих деревьев, что высятся на берегу реки, кружком сидят человек десять отдыхающих. Почти все босиком, некоторые в шортах, в маечках. Держа на коленях блокноты для рисования, они все смотрят на Хуберта, а тот стоит в центре кружка и что-то им объясняет. Рядом с ним на плетеном стуле сидит молодая женщина – обнаженная. Хуберт широко взмахивает рукой, будто рисует в воздухе ее портрет.

Курс рисования пользовался огромным успехом, Джил могла бы набрать не одну, а две группы, так много заявок к ней поступило. И модель нашлась очень быстро – массажистка Урсина, у нее в деревне свой кабинет, а в отель она приезжает по вызовам. Как-то она рассказывала Джил, что в студенческие годы подрабатывала моделью, потому и теперь согласилась без всяких колебаний. И выглядела совершенно естественно, когда во время коротких перерывов, потянувшись, обходила кружок рисовальщиков и заглядывала в их альбомы. Джил помахала Хуберту рукой, но он не заметил, и тогда она вновь села к письменному столу составлять программу на ближайший месяц.

Удивительно, как быстро Хуберт оправился после пережитого провала. Утром перед вернисажем Джил всерьез о нем беспокоилась. Арно позвонил ей со словами, что прибыть следует незамедлительно. А у нее выходной, она вообще в ночной рубашке, но ровно через четверть часа – вот, стоит рядом с Арно в комнате, где живет Хуберт. Тот бледен как полотно, на лбу капельки пота. Джил вызвала врача, а сама принесла из кухни полный стакан воды. «Выпить обязательно!» – скомандовала она, помогая Хуберту сесть. Врач прописал ему какое-то средство от повышенного давления, но прежде всего, по его словам, пациенту требовался отдых.

«Жена приедет, а еще трое моих студентов, – поделился с нею Хуберт. – Все они думают, что сегодня открывается моя выставка». – «И что же, других забот у тебя нет? – поспешила успокоить его Джил. – Давай-ка поедем ко мне, там тебя никто не найдет».

* * *

Первые дни в доме Джил он провел в бездействии. Вечером она всегда спрашивала, как прошел день, но Хуберт только плечами пожимал. Лишь спустя некоторое время он начал читать. Большинство книг в доме принадлежали матери Джил. Посвященные региону фотоальбомы, кулинарные книги, английские развлекательные романы. Эта случайно составленная библиотека помогла Джиллиан отчасти примириться с матерью. На полях кулинарных книг она находила сделанные материнской рукой пометки, но ведь не какие-то семейные секреты, а просто следы жизни, цель которой состояла лишь в том, чтобы создать настоящий домашний уют мужу и дочери.

С тех пор как Джил поселилась в этом доме, родители все реже ездили в горы. Отцу с его больными коленями трудно преодолевать лестничные ступеньки. Если уж они и отправлялись отдыхать, так на курорты, где отец проходил курс лечения.

Хуберт хватался за любое чтение, что в руки попадется: томик с местными легендами, справочник альпийской флоры, сборник энгадинских пословиц и изречений, тех самых, что украшают фасады здешних домов.

«Ругаться просто, а дело делать трудно, – зачитывал он вслух. – Смотри-ка, не иначе в этом доме жил художник. Или вот: в каждом человеке есть частица волка».

Джил стояла у плиты в кухне, готовила ужин.

«Судьбу свою люби, пускай она и горькая, – продолжал читать Хуберт. – Как думаешь, это верно?» – «Вымой салат, пожалуйста», – ответила Джил.

На следующий день, вернувшись с работы, она обнаружила Хуберта возле дома с блокнотом в руках. Подошла, заглянула ему через плечо. Он как раз перерисовывал сграффито из книжицы житейской мудрости. Перелистав блокнот, он предъявил ей все выполненные им рисунки, тщательные копии русалок, крокодилов, солнечных колес, украшавших надписи на фасадах. Хуберт вырвал из блокнота один листок, протянул ей, она прочитала: «Долог год, коротки десять лет».

Спать они ложились в одну постель. Джил первой уходила в ванную. Когда Хуберт, погасив свет, укладывался рядом с нею, она перекатывалась к нему поближе, они обнимались. Не произносили ни слова, и чуть погодя Джил возвращалась на свою половину кровати. Однажды вечером она всерьез спросила, не хочет ли он все-таки вести курс рисования в отеле, и удивилась, когда он тотчас согласился.

* * *

Джил чувствовала себя счастливой, как никогда. Лишь теперь она поняла, сколь одинока была все эти годы. Вспоминая время, проведенное с Маттиасом, она вовсе не ощущала его связи с нынешней жизнью. Зато воспоминание о сеансах в мастерской у Хуберта оставалось живым еще много лет.

Уговорив Арно опять пригласить Хуберта в культурный центр, она долгое время нервничала, не могла успокоиться. А когда увидела его в холле, в кресле, то вдруг все вернулось на свои места, стало таким, как прежде.

С тех пор как Хуберт у нее поселился, она каждый день радовалась возвращению домой. Хуберт теперь регулярно готовил ужин. После еды они подолгу сидели возле дома, разговаривали.

Темой первого курса, предложенного Хубертом, был пейзаж. Записались немногие, чуть больше полдесятка отдыхающих. Вечером Джил повстречалась одна участница, пожилая дама, она приехала с внучкой и вместе с нею посетила первое занятие. И пришла в полнейший восторг, да и внучке понравилось. Хуберт и сам, кажется, наслаждался этим днем. Когда Джил вернулась домой, ужин уже ждал ее на плите.

– Ну, как прошло? – спросила она.

– Знаешь, что удивительно? Оказывается, множество людей на досуге занимается рисованием! – поделился с ней Хуберт. – Больших талантов не заметил, но все они не новички.

– К тому же ты сегодня, похоже, приобрел поклонницу, – улыбнулась Джил.

Хуберт сначала сделал большие глаза, потом вроде бы вспомнил:

– Ах, Елена? Да ей и двадцати лет нет.

– Вообще-то я имела в виду ее бабушку, – сказала Джил и рассмеялась.

Многие гости приезжали в отель на две недели, но все они жаждали рисовать, поэтому на второй неделе Хуберт объявил курс портрета. Видимо, среди отдыхающих распространился слух, что он хороший учитель, поэтому число участников сразу удвоилось. А к концу недели Джил уже спрашивала, не хочет ли он поработать с обнаженной натурой, это несомненно привлечет на занятия людей помоложе. «А кто будет позировать? Ты сама?» – резонно заметил он. «Сама, если другую не найдем», – ответила Джил.

* * *

На обнаженную натуру записались в основном мужчины.

Вечером Хуберт иногда показывал Джил наброски, сделанные участниками: злобные мелкие карикатуры одного робкого юноши, который едва отваживался поднять голову, уткнувшись в лист бумаги; лысого толстого дядьки лет пятидесяти, который от усердия высовывал кончик языка во время работы; одного старичка, который в ужасе таращил глаза, будто сама смерть шла ему навстречу.