Star Wars: Эпизод III. Месть ситхов - Мэтью Стовер

Накидки Палпатина обтрепались по подолу, и кое-где их украшали подпалины; сам канцлер, похоже, был слаб и истощен, потому что навалился Скайуокеру на плечо. Мастер Кеноби выглядел еще хуже: из-под корки, запекшейся на волосах, тонкой струйкой текла кровь.

По контрасту с ними, Скайуокер каждой черточкой походил на героя-любимца прессы, каким ему и полагалось быть. Он возвышался над спутниками, как будто ухитрился подрасти за те несколько месяцев, которых его Мейс не видел. Волосы разлохмачены, щеки пылают лихорадочным румянцем, глаза блестят, каждое движение отмечено грацией прирожденного бойца. Но появилось и кое-что новенькое: в том, как он держит голову, или в том, как лежит на его плече рука Палпатина, так, словно ей там самое место… Или что-то еще, менее явное. Новая уверенность, новая легкость. Аура внутренней силы.

Присутствие.

Скайуокер отличался от того задумчивого молодого человека, которого пять стандартных месяцев назад Совет послал на Внешние территории.

— Канцлер, — обратился к Палпатину Винду. — Как вы себя чувствуете? Вам необходим визит к врачу?

Он указал на ожидающую канонерку.

— У меня имеется полностью укомплектованная операционная…

— Нет-нет, лишние хлопоты, — слабым голосом отозвался Палпатин.Благодарю вас, мастер Винду, но я здоров. И вполне цел, благодаря моим спасителям.

Мейс кивнул.

— Мастер Кеноби? Анакин?

— В жизни не чувствовал себя лучше, — сказал Скайуокер.

Выглядел он именно так. Кеноби только плечами пожал, но, прикоснувшись к голове, легонько сморщился.

— Шишка, — пояснил он. — А хирурги гораздо нужнее другим.

— Очень нужны, — Мейс помрачнел. — Мы даже приблизительно не подсчитывали гражданские потери.

Он махнул канонерке, и та умчалась к огненному зареву.

— Челнок уже в пути. Мы доставим вас в Сенат через какой-нибудь час. Прессу уже известили, что вы захотите сделать заявление.

— Хочу. Да, хочу разумеется, — Палпатин дотронулся до руки Винду. — Вы всегда необычайно полезны, мастер Винду. Спасибо.

— Для джедаев большая честь служить Сенату. Возможно, на слово Сенат было сделано легкое ударение. Мейс аккуратно освободился от руки канцлера и посмотрел на Оби-Вана.

— Есть о чем доложить, мастер Кеноби? Что с генералом Гривусом?

— Там был граф Дуку, — вмешался Скайуокер; на лице его была написана гордость пополам с озабоченностью, насколько сумел определить Мейс — Теперь он мертв.

— Мертв? — Винду перевел взгляд с Анакина на Оби-Вана и обратно. — Это верно? Вы убили графа Дуку?

— Мой юный друг чересчур скромен, это он убил графа Дуку, — Кеноби с улыбкой потрогал голову. — Я… вздремнул.

— Но…

Мейс не знал, что сказать. Для Сепаратистов Дуку — то же самое, что Палпатин для Республики; центр гравитационного поля, связывающего спираль Галактики. Убрать Дуку — развалить Конфедерацию, она разлетится за несколько недель.

Даже дней.

Мейс повторил:

— Но…

Он не мог придумать, что сказать и сделать дальше.

Новость была настолько невероятной, что он чуть было — почти, но не совсем, — не улыбнулся.

— Это, — произнес он, — лучшая весть, какую я слышал с…

Магистр недоверчиво покачал головой.

— Даже вспомнить не могу. Анакин, как тебе удалось?

Молодой Скайуокер вдруг смутился; новообретенная уверенность обрушилась, как перегруженный попаданиями дефлектор, и вместо того чтобы встретить взгляд Мейса, Скайуокер воровато покосился на канцлера. У Винду не возникло ощущения скромности. Темнокожий магистр тоже взглянул на Палпатина, воодушевление поблекло, перемешиваясь с недоумением и подозрительностью.

— Это были чрезвычайно… экстраординарные действия, — вежливо пояснил канцлер, не замечая пристального взгляда прищуренных глаз Винду.Разумеется, в бою на мечах я полный профан, но на мой неопытный взгляд, граф был… чересчур самоуверен. Особенно после того, как столь ловко избавился от магистра Кеноби.

Оби-Ван покраснел, Скайуокер — тоже и значительно сильнее.

— Наверное, юный Анакин был более… высоко мотивирован, — продолжал как ни в чем не бывало Палпатин, окидывая молодого человека ласковым взглядом.В конечном счете Дуку сражался для того, чтобы убить врага, тогда как Анакин дрался, чтобы спасти… если я могу присвоить себе такую честь… друга.

Мейс помрачнел. Хорошие слова. Наверное, искренние, но от этого они не стали нравиться больше.

Никому в Совете Ордена не нравились дружеские отношения Скайуокера с Верховным канцлером. Мейс не раз беседовал на эту тему с Кеноби, еще когда Анакин ходил в падаванах, а сейчас не слишком обрадовался, услышав, как Палпатин говорит за юного джедая, который, похоже, не был готов говорить сам за себя.

Мейс сказал:

— Уверен, Совету будет весьма интересно выслушать твой подробный отчет, Анакин.

На слове подробный Винду сделал особое ударение.

Скайуокер нервно сглотнул, а затем, так же внезапно, как слетела, вокруг него восстановилась аура хладнокровной уверенности.

— Да. Да, конечно, мастер Винду.

— А еще мы должны доложить о побеге Гривуса, — вставил Кеноби.Изворотлив по обыкновению.

Винду посмотрел канцлеру прямо в глаза.

— Лучшего шанса заключить мир нам не выпадет. Мы можем прекратить войну.

Пока Палпатин отвечал, Мейс Винду обратился к Великой силе.

Мир вокруг стал кристально-прозрачным, обратившись в драгоценный камень с трещинками и сколами неверных действий. Таков был особый дар Мейса Винду: видеть, как в матрице мира соотносятся друг с другом события и живые существа, отыскивать грани, на которых действия можно обратить на пользу, предчувствовать удар в лучшем направлении. Винду не понимал значения структуры, густые тучи, которые поднялись после возрождения ситхов, затрудняли восприятие. Но уязвимую точку Мейс всегда видел ясно.

Вовсе не сразу, а затем — скрепя сердце, — Мейс поддержал идею тренировать Анакина Скайуокера, которая противоречила тысячелетней традиции Ордена. В структуре Великой силы он увидел подтверждение догадки Куай-Гона: юный раб с Татуина и есть тот самый Избранный, рожденный принести равновесие. Мейс оспаривал решение Совета сделать Оби-Вана Кеноби магистром и поручить обучение Избранного непроверенному учителю, так как уникальное восприятие показало ему мощные линии предназначения, которые к худу или добру связали жизни этих двоих. В день избрания Палпатина Мейс увидел, что сам канцлер — уязвимая точка невообразимого значения. Человек, от которого зависела судьба всей Республики.

Теперь же он видел всех троих вместе посреди хитроумной решетки из трещин, изъянов и неверных ходов.