Машина Судного дня. Откровения разработчика плана ядерной войны - Дэниел Эллсберг

– Нам приказывают делать эти расчеты, мы ими и занимаемся.

Сложность расчетов, связанных с этим (иллюзорным) предприятием, приводила к тому, что разработчики были просто не в состоянии подготовить альтернативные планы. Их ресурсы полностью поглощала разработка единственного ежегодно обновляемого плана. На словах они признавали необходимость повышения гибкости, но на деле всячески противились идее разработки еще какого-то плана, кроме одного, включавшего цели не только в России, но и в Китае. Разработчиков приводила в ужас даже мысль о простом изменении списка целей, не говоря уже об исключении из плана целой страны.

Во многих центрах оперативного и стратегического планирования и командных пунктах на Окинаве, Тайване, Гуаме и в Токио, а также на ряде авианосцев и флагманских кораблях в тихоокеанском регионе, на которых я побывал, висели большие карты с нанесенными на них целями ядерных ударов. Эти карты считались самым большим секретом. Их обычно закрывали экраном или занавеской, когда в помещении находился кто-то не имеющий допуска (в отличие от меня). На них не было никакой границы между Китаем и Россией. Советско-китайский блок выглядел как один гигантский массив суши, где стрелками и булавками были обозначены цели. Глядя на эти булавки, невозможно было определить, Россия это или Китай. Иногда местные разработчики планов прикрепляли к карте цветную нитку, чтобы примерно обозначить границу между Россией и Китаем.

Иными словами, разработчики высокого уровня в этом подразделении в случае приказа нанести удар только по одной стране не могли, глядя на цели, уверенно определить, какие именно булавки нужно удалить. На практике, как я выяснил, эта процедура была крайне трудоемкой. В компьютерах хранились бортовые номера самолетов, закрепленных за конкретными координатами, но о том, в какой стране находилась точка с этими координатами, информации не было. Для привязки координат к стране требовались не минуты и часы, а дни или даже недели.

Более того, в летных частях, которые я посещал, на Гуаме, Окинаве, в Корее и на авианосцах цели дежурных самолетов, находящихся в 10-минутной готовности к взлету, распределялись в определенном порядке. Целью одного самолета с мегатонной бомбой был Владивосток, а цель следующего самолета, который должен был взлететь через несколько секунд, находилась в Китае. Иначе говоря, цели самолетов дежурного подразделения были беспорядочно перемешаны с точки зрения их географической принадлежности. Экипажи постоянно отрабатывали процедуру взлета. Эта процедура, однако, была всегда одной и той же и не предполагала старта самолетов только в Китай или только в Россию.

Пилоты обычно не знали, в какую страну их посылают. Цели распределялись операторами системы на базе вычислительной машины IBM, которые не сообщали, где находится цель – в Китае или в России, а указывали только координаты. В результате было невозможно ни вручную, ни автоматически быстро рассортировать цели и отдать команду на взлет только самолетам, скажем, 7, 6 и 11, нацеленным на Россию.

В совокупности эти факторы создавали ситуацию, в которой при получении сигнала о нападении было физически невозможно нанести ответный удар только по российским или только по китайским целям, даже если бы президент отдал такой приказ.

Высшее командование, если бы оно решило нанести удар только по целям в России, могло, в принципе, полностью исключить из операции силы, находящиеся под командованием CINCPAC, которые почти целиком были ориентированы на Китай. Однако такое могло произойти, лишь если бы в задействовании этих сил усмотрели проблему. Я ни разу не встречал в Вашингтоне кого-то, кто задумался бы о такой проблеме. Никто просто не подозревал о ней. Мало у кого был доступ более чем к паре уровней ядерного планирования, а у тех, кто имел его, не хватало времени для анализа планов низкого уровня или деталей их практической реализации. Эти задачи отдавались на откуп командованию нижнего уровня (которое обычно не имело доступа к планам более высоких уровней).

Мне еще предстояло выяснить, что причина, по которой в этом не видели проблемы, крылась не в особых склонностях офицеров Объединенного командования вооруженных сил США в зоне Тихого океана (PACOM) или в их географическом положении, как я представлял поначалу. Все шло сверху. Как выяснилось на высшем уровне планирования в Пентагоне – недоступном для PACOM и закрытом для гражданских органов власти, – ни президент, ни командующий стратегической авиацией США никогда не рассматривали возможность войны лишь с Россией в отрыве от Китая.

Во время выполнения моего задания в тихоокеанском регионе я несколько раз встречался с доктором Рут Дейвис, отвечавшей за разработку компьютерных систем для CINCPAC. Она была одним из самых высокопоставленных гражданских лиц, работавших непосредственно в вооруженных силах. Когда я обрисовал ей некоторые из неразрешимых вопросов и поразительных характеристик проанализированных мною планов, она доверительно сообщила, что именно мне нужно увидеть, если я хочу понять суть американского ядерного планирования. То, о чем она говорила, называлось Объединенным планом использования стратегических сил и средств (JSCP), именно он лежал в основе Общего плана действий в чрезвычайной обстановке CINCPAC. Дейвис сказала, что ни один гражданский представитель власти, включая министра обороны и президента, не знает не только о содержании, но и о самом существовании JSCP. Ее слова подтвердил представитель Управления планирования ВВС подполковник Боб Лукман, из рук которого я в конечном итоге получил экземпляр этого плана для изучения в стенах Пентагона.

Чтобы понять, каким образом мог существовать глобальный план ядерной войны, о котором не подозревал министр обороны, нужно знать кое-какие детали истории взаимоотношений министра обороны и вооруженных сил. До 1947 г., когда было создано Национальное военное ведомство (переименовано в 1949 г. в Министерство обороны), которое объединило Военное министерство (сухопутные силы) и Военно-морское министерство с военно-воздушными силами, выделившимися из сухопутных сил, должности министра обороны не существовало. Сфера ответственности и обязанности министра обороны формировались постепенно на протяжении следующего десятилетия. До 1958 г. министр обороны и его помощники в министерском аппарате (OSD) отвечали в основном за такие не связанные с боевыми операциями сферы, как материально-техническое обеспечение, исследования и разработки, персонал и бюджет, и не касались непосредственно боевых действий и их планирования.

В результате этого министр обороны времен Чарльза Уилсона вполне мог не участвовать в обсуждении кризисных ситуаций и принятии решений на высоком уровне во время таких событий, как кризис в Тайваньском проливе 1954–1955 гг. Документы того периода показывают, что министры обороны иногда присутствовали на критически важных совещаниях и иногда нет. Все зависело от их влиятельности и связей с президентом. Довольно долго после создания министерства у Объединенного комитета начальников штабов были законные основания говорить, что у министра и его аппарата «нет необходимости знать» детали военных планов, поскольку они не участвуют в управлении боевыми действиями.