Батый. Хан, который не был ханом - Роман Почекаев

Чем же занимался в это время сам предводитель похода? По-видимому, он намеревался закрепить свою власть на уже занятых венгерских территориях. Не случайно в погоню за Белой он послал Кадана, а сам оставался на захваченной врритории и начал ее обустраивать в соответствии с собственными планами. Период пребывания Бату в Венгрии известен в венгерской историографии под названием tatarjaras (аналог русскому понятию «татарщина») и считается одним тяжелейших в истории Венгрии [Вritannica 2001]. Однако, по-видимому, это мнение сложилось в более поздней европейской историографии, потому что, например, Фома Сплитский, характеризовавший монголов как выходцев из ада, отмечал, что они «не выказали всей своей свирепой жестокости и, разъезжая по деревням и забирая добычу, не устраивали больших избиений» [Фома Сплитский 1997, с. 106].

В разных областях Бату и действовал по-разному. Те земли, которые оказали наиболее упорное сопротивление и чьно обезлюдели, он заселял выходцами из Кипчакской степи и, возможно, русских княжеств, которые признали его власть. Сам король Бела сообщал об этом в своем письме немецкому королю Конраду IV: «Множество людей было подло истреблено. Передав завоеванные земли новым обитателям, они заняли — о несчастье — все наше королевство по ту сторону Дуная» [Goeckenjan 1985]. В других регионах Бату предпочитал наладить контакт с местным населением.

Так, по свидетельству Рогерия, еще до битвы у Шайо Кадан захватил в плен графа Аристальда, выбрал из числа немецких пленников 600 человек и использовал их на своей службе. По приказу Бату были написаны и распространены тексты, в которых победители призывали жителей возвращаться в свои селения и обещали им мирное существование. Эти послания составляли пленные или добровольно перешедшие на сторону монголов мадьярские и немецкие феодалы [Хрестоматия 1963, с. 715].

Что же касается короля, лишившегося большей части владений, то, согласно сведениям Фомы Сплитского и Рашид ад-Дина, он продолжил бегство на корабле, а конница Кадана преследовала его по берегу, попутно разоряя земли, через которые проходила, — Трансильванию, Боснию, Сербию, Далмацию. Вместе с тем, не получив от Бату приказа покорить эти области, Кадан не предпринимал осады и штурма хорошо укрепленных и отчаянно оборонявшихся городов и замков. Так, он захватил Перг, Темешвар, Загреб, Свач, Катарро, но после безуспешных попыток взять, не прибегая к длительной осаде, города Сплит, Клиссу, Траву, Рагузу отошел от этих городов [Пашуто 1956, с. 167-168, 170-171; ср.: Рашид ад-Дин 1960, с. 45]. Беле IV в полной мере грозила судьба, постигшая в свое время хорезмшаха Мухаммада II, который также был лишен своей державы и умер на пустынном острове, спасаясь от монгольских всадников. Потерявший армию, владения, союзников (ни папа римский, ни германский император, ни австрийский герцог, ни Венеция не пожелали помочь ему), разлученный с семьей, венгерский король, в конце концов, едва не попал в руки Кадана, затворившись в Трогире. Только чудо могло спасти Белу — и чудо случилось: монгольские всадники неожиданно сняли осаду и ушли в обратном направлении.

Прекращение боевых действий и возвращение Бату на Волгу после триумфа над поляками и венграми явилось такой неожиданностью, что породило в историографии самые немыслимые версии.

Отечественные исследователи с гордостью заявляют, что именно героическое сопротивление русского народа прекратило «гигантский вал нашествия» на Европу [см. напр.:Пашуто 1956, с. 159-163; Дегтярев, Дубов 1990, с. 275]:Однако, как мы имели возможность убедиться на основании источников, русские не только не помешали успешным походам монголов на Польшу и Венгрию, но и сами приняли в них участие.

В западноевропейской историографии отстаивается точка зрения, что отважные рыцари сумели сдержать натиск кочевников и выгнать их из Европы. Однако сведения о разгроме славного рыцарства и у Лигницы и на Шайо содержатся в европейских же источниках. Тем не менее опреде-енные основания для утверждений западных историков имеются; Так, в «Анналах Тьюксберийского монастыря» есть краткое сообщение: «Они [«тартары». — Р. П.] опустошили все провинции, через которые пролегал их путь. Но герцог баварский многих убил и сбросил в реку» [Английские источники 1979, с. 106]. Флорентийский хронист середины XIV в. Джованни Виллани также сообщает о попытке одного из монгольских отрядов вторгнуться в Германию: «опустошив эти страны [Польшу и Венгрию. — Р. П.], татары двинулись в Германию и стали переправляться через Дунай, великую реку в Австрии, кто на лодках, кто на лошадях, а кто с помощью бурдюков, надутых воздухом. Тут местные жители забросали их стрелами и камнями из луков и метательных машин, так что бурдюки пошли ко дну, вместе с ними и татары, из которых почти никто не уцелел» [Виллани 1997, с. 150]. Трудно сказать, насколько эти сообщения соответствуют действительности: ни один источник больше не сообщает о том, что баварский герцог Оттон IV сражался с монголами. Кроме того, тьюксберийский анналист далее сообщает, что «Генрих, сын императора Фридриха, был убит тартаритами», смешивая германского короля Генриха VII с силезским князем Генрихом II Благочестивым, так что есть большие основания сомневаться в истинности его информации [см.: Английские источники 1979, с. 106, прим.].

Сегодня исследователи придерживаются следующей точки зрения: монголы выполнили свою задачу, то есть прошли все земли, расположенные в степной зоне, и свернули боевые действия, найдя удобный повод — весть о смерти великого хана Угедэя [см. напр.: Егоров 1985, с. 27; Мыськов 2003, с. 37-38; Флетчер 2004, с. 247]. Но была ли эта весть единственной или хотя бы главной причиной прекращения похода? Например, Рашид ад-Дин сообщает, что «Кадан пустился в обратный путь», хотя «слух о смерти казна [еще] не дошел до них [царевичей]», а немного ниже — что действия войск Бату на Северном Кавказе продолжались еще в 1244-1245 гг. [Рашид ад-Дин 1960, с. 45, 46]. Таким образом, с одной стороны, не смерть великого хана вызвала прекращение похода, а с другой, она не привела и к полному сворачиванию военных действий.

Завоевания всей Европы монголы не планировали. Такой вывод исследователи делают на основании списка покоренных монголами народов, приведенного в «Сокровенном сказании»: хотя монгольская хроника, как считается, была составлена около 1240 г., в этот список включен, в частности, «багдадский народ» (хотя Багдад был завоеван только в 1258 г.), тогда как европейские страны в нем отсутствуют [Козин 1941, § 274; Никитин 2003, с. 241].

Кроме того, столь продолжительное нахождение вдали от родных степей не могло не сказаться на боевом духе монгольских войск. Иоанн Плано Карпини сообщает, что «татары возымели такой страх, что попытались бежать. Но Бату, обнажив меч пред лицом их, воспротивился им, говоря: „Не бегите, так как если вы побежите, то никто не ускользнет, и если мы должны умереть, то лучше умрем все, так как сбудется то, что предсказал Чингисхан, что мы должны быть убиты; и если теперь пришло время для этого, то лучше потерпим". И таким образом, они воодушевились, остались и разорили Венгрию» [Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 51].

Слова, приписываемые братом Иоанном Бату, по мнению современных исследователей, перекликаются с легендарным пророчеством Чингис-хана о грядущей гибели монголов, являвшимся, в свою очередь, сюжетом так называемого «Романа о Чингис-хане» [Юрченко 2002а, с. 328-330]. Между тем сам обычай ободрения войск перед битвой был ироко распространен у степных (и не только) народов. Например, в монгольском эпосе «Гесер-хан» Шумир, предводитель войск Гесера, обращается к воинам: «Подходящее Ойско Цаган-герту-хана похоже на закипающее молоко: пусть же мой Цзаса будет тем, кто помешивает ковшом, заводя его в самую середину! Приближение войска Шара-герту-хана похоже на занимающийся пожар; пусть же я, Шумир, буду пожарным! А подступ войска Хара-герту-хана похож на возникающее наводнение; будь же ты, мой Нанцон, человеком, сводящим его на нет, рассасывая воду канала. Что же, в атаку? Дружно ударим втроем на трех ханов!» Гесер 1995, с. 198-199]. В «Сборнике летописей» приведены слова Тулуя, обращенные к войску перед сражением с китайцами: «Теперь время сражения и пора славы и чести. Нужно быть храбрыми» [Рашид ад-Дин 1960, с. 23-24]. Поэтому можно усомниться в содержании слов, приписываемых брату братом Иоанном, но не в самом факте их произнесения. По мере продвижения монгольских войск в глубь Европы необходимость ободрять своих воинов возникала у предводителя похода все чаще: не случайно францисканец обращает внимание на этот, казалось бы, незначительный эпизод. Вероятно, принимая решение о дальнейших действиях весной года воды-тигра (1242), Бату учитывал настроения воих подчиненных, стремившихся вернуться в родные степи. Понимая, что Венгрию ему не удержать даже с помощью переселенных туда тюрок и русских, он увел оттуда всех своих людей. Фома Сплитский рассказывает: «И тут жестокий истязатель приказал собрать вместе всех пленных, которых он привел из Венгрии, — великое множество мужчин, женщин, мальчиков и девочек — и распорядился всех их согнать на одну равнину. И когда все они были согнаны, как стадо овец, он, послав палачей, повелел всем им отрубить головы. Тогда раздались страшные крики и рыдания и, казалось, вся земля содрогнулась от вопля умирающих. Все они остались лежать на этой равнине, как валяются обычно разбросанные по полю снопы. И чтобы кому-нибудь не показалось, что эта лютая резня была совершена из жадности к добыче, они не сняли с них одежд, и все полчище смертоносного народа, разместившись в палатках, стало в соседстве с убитыми в бурном веселье пировать, водить хороводы и с громким хохотом резвиться, будто они совершили какое-то благое дело» [Фома Сплитский 1997, с. 117-118]. Вероятно, Бату принял такие жестокие меры, чтобы перед своим уходом внушить венграм страх и предупредить их возможные враждебные действия против отступающих монголов.