Записки церковного сторожа - Алексей Николаевич Котов

о любви к человеку, но о любви деятельной?

Диалог. Продолжение темы

Биографическая справка:

Ирина Владимировна Калус – доктор филологических наук, главный редактор литературного журнала «Парус», член Союза писателей России, литературный критик, автор книг и статей по истории русской литературы.

– Да, это очень интересно, Алексей! И я готова согласиться с Вами. Но не могли бы Вы рассказать подробнее об этом «деятельном смирении»?

– Тут можно спросить, а чем отличается смирение перед Богом, от смирения перед людьми и жизненными обстоятельствами.

– Мы выделяем разные виды смирения?

– Улыбнусь: ни виды, ни роды, ни природы!.. Смирение едино по своей сути, как един Бог. Это с одной стороны. А с другой, оно все-таки бывает разным. Например, когда я стою дома перед иконой или в храме на службе, меня не тянет смеяться. И не потому что нельзя, а потому что мое внутреннее состояние никак нельзя назвать смешливым.

– А Наташа все-таки засмеялась…

– Вот именно! Вы знаете, я работаю церковным сторожем. Иногда общаюсь, скажем так, с проходящими мимо людьми. Среди тех, кто ищет дорогу к вере, я часто замечаю некую настороженность: мол, а если я стану «совсем верующим», не надену ли я хомут на шею и шоры на глаза?.. И не стану ли я эдаким елейным и сладеньким «смиренным», похожим скорее на мягонькое масло, которое жесткая жизнь размазывает по дороге?

– Получается, что смирение бывает «жёстким»? Оно ведь даёт человеку некий внутренний стержень.

– Именно! Вера и смирение не уродуют человека, не делают его жизненную позицию пассивной и вялой. Поэтому Наташа засмеялась – ей улыбнулся Бог. Теперь представьте себе эту же ситуацию, но развивающуюся по-иному: Наташа подходит к выряженному мужу, садится рядом с ним и, взяв его за руку, начинает говорить возвышенные слова о своей любви к нему…

– Тогда засмеялись бы читатели.

– И правильно бы сделали. Литература – жестокая штука. В ней либо смеешься ты, либо смеются над тобой. Помнится, Гоголь говорил, что ему хочется написать пьесу в которой «сам черт ходуном ходит». Скажите, эта пьеса была бы атеистической или, спаси и сохрани Боже, антирелигиозной?

– Совсем нет. А еще я знаю, что Вы – хитрый и недаром припомнили Гоголя.

– Я знаю, почему он сжег второй том «Мертвых душ».

– В контексте сказанного можно предполагать…

– …Что его герой стал слишком праведным и правильным. А Гоголь перестал улыбаться. Ушла радость. А зачем тогда все?.. Уж лучше рассмешить Бога своей глупостью, чем разгневать Его своей праведностью.

– Алексей, Вы – и сторож, Вы – и страж тоже. Полагаю, что назвала Вас так не случайно.

– Отложим в сторону комплементы, тем более что в них начинает звучать ирония. Ирина Владимировна, а теперь давайте снова вспомним «Труса», «Балбеса» и «Бывалого» из «Техники литературы». Снова взглянем на «Смешинку»: чем Наташа – не «Бывалый», Мишка – не «Балбес», а Катя – не «Трус»?

Снова-снова эти три «вектора»! Снова «Балбес» выглядит и ведет себя как настоящий балбес, снова «Трус» – прежде всего ситуационная зажатость, потому что Катя пытается решить, казалось бы, непосильную задачу: «Почему смеялась Наташа?» И только у Наташи – «Бывалого» – все получается довольно быстро и без видимых проблем…

– Я ничуть не иронизирую, но теперь, кажется, начну. Помнится, при социализме, в институтской «Истории КПСС», изучали «три источника, три составные части марксизма». Вы понимаете, насколько опасна для писателя не «история КПСС», а именно ваша теория?

– Отлично понимаю. Но я не собираюсь проверять алгеброй гармонию и не призываю пользоваться этой теорией в конкретной литературной работе. Я снова заговорил о «Трусе», «Балбесе» и «Бывалом» потому что эти три «вектора» указывают на главное действующее лицо любого произведения – его автора.

– Подождите, Алексей, по Вашим же словам герои рассказа «Смешинка» должны рассказать читателю о Вас, своем авторе. Что же они рассказали?

– Я не знаю. Но что рассказали – это точно.

– Да, забавно. Вы действительно не знаете? Как же так получается?

– Потому что человек состоит не только из видимой им части своего «я».

– Вы имеете в виду подсознание? Это фрейдовское «Оно» или может быть то, что христианство называет душой человека? А может быть, это скрытый от всех духовный мир личности?

– Да. И если существует духовный мир, то что-то или кто-то должен его создавать.

– Писатель – тоже своего рода «создатель». Но я понимаю, что конечно в одиночку выстоять ему не под силу. Имею в виду, что сам по себе человек не может быть создателем какого-либо значительного духовного явления. И при сотворении великих шедевров где-то – незримо – всегда есть «Соавтор». Не зря ведь Пушкин сказал: «…Гений и злодейство – две вещи несовместные». «Злодейство» появляется как раз там, где исчезает тот самый «Соавтор». Но не знаю, согласитесь ли Вы со мной или нет. Может быть, Вы скажете, что создатель Вашего духовного мира Вы сами?

– Улыбнусь: вопрос на засыпку, да?.. Конечно же, не я. Хотя есть масса творческих личностей, которые считают себя его первопричиной. Но я уверен, что это не так. Разве рождаясь на свет человек создает этот свет? Свет создается в нем самом и не только тем миром, в котором он рождается, а еще и тем, из которого он приходит. Знаете, здесь, на мой взгляд, есть парадокс: человек сам, своим усилием, приходит в духовный мир, но – как мы только что выяснили, – например, я не знаю, что же конкретно рассказала обо мне «Смешинка». Тогда, казалось бы, получается, что человек слеп в духовном мире? Очень хочется воскликнуть, нет, не слеп. А с другой стороны, разве Данте Алигрьери врал в своей «Божественной комедии» утверждая, что ад – существует? Я скажу так, человек не всегда зряч. Точнее, он не всегда достаточно хорошо видит плоды своего усилия – они там, дальше во времени и пространстве духовного поля.

А вот ад это полное не видение Бога. Это донельзя опухшее человеческое «я», которое считает себя центром Вселенной, всем и вся.

– Отложим в сторону ад. Разве не обидно, что человек не видит плоды своего духовного усилия?

– Нет, что вы!.. Знаете, очень часто человек бывает похож на собаку, которая все понимает, но не может сказать – а человек выразить словами – что же такое особенное