Про Бабаку Косточкину - Анна Никольская

— Конечно, мама, — соглашаюсь я.

— А как же плазменный телевизор? А ферма как же? — расстраивается папа.

— Ничего, жили без этого телевизора и дальше прекрасно проживём, — говорит мама. — Так что про средство Бабакулоса никому ни слова. Договорились?

— Договорились, — киваем мы с папой. — Хотя вы у нас и без всякого средства прехорошенькие.

Но, знаете, мама потом сама же не утерпела — проболталась обо всём Сюртуковой-Балалайкиной. Поделилась с ней бутылочкой и рецептом с уговором: никому — ни-ни. А та, мол, я завсегда — могила!

С тех пор так оно по России-матушке и кочует, наше средство — из рук в руки, из уст в уста. Про него по телевизору в передаче «Жить здорово» рассказывали. Слыхали?

— Мама, ты не понимаешь. Автомат Калашникова у Димы тоже есть. Причём не пластмассовый, а настоящий. Ему папа подарил на Рождество.

— Какой ужас! Тогда давай купим вон того мишку, — предлагает мама. — Посмотри, какая у него жалостливая мордочка.

Как вы уже наверняка догадались, мы с мамой находимся в магазине игрушек. Чтобы выбрать для Димы Христаради подарок ко дню рождения.

— Мишку? — улыбаюсь я её наивности. — Сразу нет. Во-первых, Дима его тут же распотрошит, чтобы посмотреть, что внутри. А во-вторых, Христаради вообще ко всему жалостливому подозрительно настроен. Это у них семейное.

— Странный какой-то мальчик этот Дима, — говорит мама. — А ты уверен, что хочешь пойти к нему на день рождения? Это безопасно?

— Да у них там знаешь сколько охраны? Целый кремлёвский полк! Они с папой живут за городом, в особняке колониального стиля. У них по периметру натянута колючая проволока и пущен электрический ток. Прошлым летом один сорвиголова полез к ним в сад за вишней и поджарился верхом на заборе. Так что ты не волнуйся, мама.

— Тогда, может, ему какого-нибудь говорящего робота, трансформера, а? Что у вас сейчас популярно?

— Мам, давай лучше купим что-нибудь Аделаиде, — говорю. — Пинетки или чепчик. А подарок Диме я сам потом выберу.

В воскресенье за нами с Валей Амфитеатровым приехали два лимузина, чтобы отвезти на день рождения. Мы с Валей живём в одном доме, только в разных подъездах — я в третьем, а он в первом. Вот и получилось, что пришлось посылать за нами сразу два. Это Дима так распорядился, мол, лимузин строго к подъезду!

Но всё равно загвоздка вышла. Дворик у нас маленький, там и двум запорожцам не разъехаться, какие уж тут лимузины! Да ещё выбоины кругом и огромная лужа. Въехать-то они во двор въехали, а обратно никак не получается. Из подъездов высыпали жильцы — не каждый день в наших окрестностях застревают лимузины. Стоят все, рты раскрыли, моргают, как рыбы в Оби. А дядя Коля Расторгуев в майке и трениках залез на тополь и командует оттуда:

— Правее бери! Ещё, ещё! Заднюю, дурень, заднюю включай!

Я опустил тонированное стекло и говорю ему с заднего сиденья (в руке у меня бокал детского шампанского и роза в петлице) — говорю ему:

— Дядя Коля, вы бы слезли с берёзы, а то спину застудите!

— Поговори у меня, щенок! — кричит дядя Коля с ясеня. — Разъездились тут, аристократики желторотые! Ежова Николая Ивановича на вас нет!

Хотел я у дяди Коли спросить, что за Николай Иванович такой, но тут шофёр в лайковых перчатках высунулся из машины и погрозил ему пальцем. А может, и не пальцем. Дядя Коля сразу слез с канадского клёна и поспешил домой.

В общем, с грехом пополам вырулили мы со двора. Мама помахала нам платочком из окна, а до этого дала напутствие на дорожку:

— Ты там, Костя, держись с достоинством, но без пафоса.

— Без чего?

— Не груби и не заискивай. А если чёрной икрой будут угощать, не ешь. Это рыбьи яйца, не более.

А папа обнял меня по-товарищески и долго жал руку.

— Что вы, — говорю, — в самом деле, как на фронт меня провожаете?

Ничего на это родители не ответили, а Бабака украдкой сунула перочинный нож мне в карман. Чудаки, право слово!

Едем мы с Валей по весенним проспектам в лимузинах — я в голубом, он в розовом. Из-под колёс брызги во все стороны, из окон музыка, из выхлопной трубы дым. Сразу видно — на торжество к другу едем, не хухры-мухры!

Розовый шофёр моего обогнал и пристроился чуть сбоку. Валя из окошка высунулся и рожи корчит, мол, как мы вас лихо сделали!

Разозлился я и давай своего настропалять.

— Дяденька, поддайте газу! — говорю. — Обгоним их, чтобы жизнь пряником не казалась!

— Не положено, — отвечает.

— А строить гадкие рожи положено? — возражаю я. — Ну, дя-яденька, ну пожа-алуйста!

Таки уговорил я его, раздразнил в нём шофёрский азарт. Ударили мы по газам и мигом их обогнали! И фонтаном брызг окатили в придачу. Они едут, бледно-розовые такие, в чёрную крапинку — умора! Нечего было Вальке дразниться!

Но тут мы въехали в лес, и скорость пришлось сбавить. Подъезжаем к железным воротам, а вокруг камер, камер! Не загородная резиденция, а настоящий Алькатрас. Есть такая тюрьма в Америке, на острове, самая охраняемая в мире. Из неё ещё ни один преступник не убегал.

Жутковато мне стало. А тут ещё охрана принялась меня обыскивать. Бабакин ножик сразу нашли, а ещё подарок чуть не отобрали — еле отбил! У Вали тоже конфисковали рогатку и мыльные пузыри. Только после этого нас запустили на территорию и захлопнули за нами железные ворота.

Мы с Валей за руки взялись и идём себе по дороге к дому, озираемся. Не к дому даже, а ко дворцу с колоннадой и кудрявыми портиками. А вдоль дороги статуи голых женщин стоят, а вдалеке фонтан, а чуть правее виднеется аквапарк.

— Не соврал Христаради, значит, — говорю. Он нам все уши в первой четверти прожужжал, что папа построил ему аквапарк с американскими горками во дворе дома. Для этого даже знаменитый архитектор Алвару Сиза из Португалии прилетал в Небельмесовку (у них одна резиденция тут, в Небельмесовке, вторая — на Рублево-Успенском шоссе под Москвой и ещё несколько замков по планете).

— Амфитеатров! Косточкин! Какие люди!

Глядим — с ажурного балкона, прямо над колоннадой, Дима нам приветственно машет рукой. Я его даже не узнал сначала. Он почему-то в одних трусах был и в маске для плавания.