Алые губки - мягкий дурман - Марина Серова

— Вот, счетчик-то здесь, в сенях!

У меня отлегло от сердца — я-то подумала совсем о другом и едва не выдала себя.

— А где книжка? — спросила я, всматриваясь в цифры на счетчике.

— Сейчас, — ответил Папин-Сибиряк, открыл дверь в комнату, перешагнул через порог и стал рыться на полке недалеко от двери.

Он стоял ко мне спиной, и я моментально определилась, как поступить. Я тоже перешагнула через порог, бегло оглядела пустую комнату, убедилась, что Папин-Сибиряк живет здесь один, достала из сумки пистолет и приставила его к пояснице верзилы.

— Так, если хочешь остаться живым, будешь отвечать на мои вопросы, — тихо, но внятно проговорила я и подтолкнула его дулом пистолета.

— Не понял, — ответил Папин-Сибиряк. — Ты кто?

— Еще одно слово не по теме, и ты — труп! Понял? — чуть громче сказала я.

— Да, — пробурчал хозяин лачуги.

— Какую начинку зашивают в диваны? — начала я с самого главного для себя вопроса.

— Не знаю, о чем ты.

— О диванах фабрики «Нинель».

— Правда, не знаю.

— А зачем в понедельник вечером ты и твой рыжий дружок связали человека в его же собственной квартире и вкололи ему снотворное?

— Не знаю.

— Зато я знаю. Для того, чтобы твоя жизнь быстрее закончилась. У меня пистолет с глушителем, никто не услышит, как я выстрелю. Похоронить-то тебя есть кому?

— Я не знаю, зачем мы это сделали. Васька Рыжий попросил подсобить. А зачем, я не в курсах.

— А развязывать его вы вместе собирались?

— Да, Васька Рыжий меня и об этом просил.

— Когда вы с ним встречаетесь и где?

— Здесь, он должен за мной заехать, — как-то неуверенно сказал Папин-Сибиряк.

— Когда?

— Не знаю. Сказал, жди весь день дома.

— А где можно найти Ваську Рыжего?

— Не знаю, у него мобила.

— Номер!

— На память не знаю, больно длинный, он у меня записан, там… — Папин-Сибиряк мотнул головой к другой стене комнаты, а потом вдруг брякнул: — Вспомнил!

— Говори номер, придурок. То он помнит, то не помнит, — разозлилась я.

— Я не номер вспомнил, а тебя… Ты — частная детективша, да?

Такой поворот событий никак не входил в мои планы. Я надеялась, что Папин-Сибиряк меня все-таки не узнает. После того расследования прошло много времени, я изменила прическу и даже цвет волос, к тому же на мне сейчас были темные солнцезащитные очки, которые я не сняла даже в сенях дома.

— Отвечай только на мои вопросы, — сказала я и снова подтолкнула уголовника дулом пистолета.

— Хорошо, раз ты не из милиции, я отвечу. Не Васька Рыжий ко мне прийти должен, а я к нему… в три часа.

— Врешь опять?

— Нет, истинная правда. Я завязать хочу. Мой папаня на зоне откинулся, а я жить хочу и умереть в старости по-человечески. А Васька Рыжий вцепился в меня клещами и завязать не дает.

— Не верю! — настойчиво повторила я. — Снотворное тому человеку ты самолично вкалывал, и Васька Рыжий тебя не заставлял из-под палки это делать. Так что не тяни резину, выкладывай все как есть. Если ты надеешься, что сюда кто-то пожалует и спасет тебя, то ошибаешься. За домом следят мои люди, и если они увидят, что гости к тебе направляются, остановят их…

Я сочиняла на ходу малоправдоподобную историю, но другого выхода у меня просто не было. Визит к Папину-Сибиряку был почти спонтанным, совсем непродуманным и неподготовленным, и я не узнавала сама себя. В этом деле я, кажется, переоценивала свои возможности. Огромный детина, к спине которого был приставлен заряженный пистолет, правда, на предохранителе, не спешил колоться.

— Убери пушку, я знаю, что ты не выстрелишь. Ты же слишком умная для этого. Это я дурак совершил однажды глупость, а дальше… Мой папаня хотел из меня человека сделать, — чуть не плача говорил верзила, настоящего имени которого я не помнила, а может, и не знала никогда. — Он меня в медицинский определил за большую взятку… Папаня хотел, чтобы я его грехи замаливал. Он-то двух человек на тот свет отправил, а скольких здоровья лишил, сам не помнил. А я должен был, по его мнению, лечить людей. Короче, умею я уколы делать, научили в институте. А Васька не умеет, он даже на героин перейти не может, шприца боится…

— Так он что же, наркоман? Васька-то Рыжий?

— А кто ж еще! Сейчас все наркоманы…

— Выходит, и ты тоже? — спросила я, но вовсе не из любопытства, а потому что не могла ни на что решиться и, увы, тянула время.

— Это ты так решила, но я сам не считаю себя наркоманом. Брошу! Вот завяжу со всем разом и начну новую жизнь. Папаня так этого хотел!

Я подумала о том, что кличку Папин-Сибиряк дали ему не зря — парень постоянно ссылался в своих наивных речах на папаню. Несмотря на внушительный внешний вид и уголовное прошлое, хозяин лачуги производил на меня впечатление папенькиного сыночка, нуждающегося в отцовской опеке. Моя интуиция подсказывала мне, что Папину-Сибиряку можно верить, а потому можно было убрать пистолет, тем более моя рука уже затекла от напряжения. Мне казалось, что я здесь нахожусь уже целую вечность, и все пока впустую.

— Хорошо, — сказала я и опустила руку, — иди садись в то кресло и рассказывай все, что знаешь.

Я отошла на шаг назад и, не теряя бдительности, позволила верзиле принять удобную для доверительного разговора позу. Я была уверена, что хоть что-нибудь, но он должен знать о Вахрушеве и таинственных погрузках по средам на мебельной фабрике «Нинель».

Папин-Сибиряк усиленно напрягал свои мозги, это было заметно по его озабоченной физиономии, стараясь припомнить все детали: от просьбы Васьки Рыжего помочь в одном деле до последнего стакана самогонки, выпитого, чтобы отметить удачно проведенную в понедельник операцию.

Из всего того, что вспомнил и поведал мне Папин-Сибиряк, я поняла, что усыпить, да еще и связать Буренкова придумал сам Васька Рыжий. Кто-то, скорее всего Вахрушев, дал задание Ваське проследить за черной «десяткой» и заблокировать ее водителя до вечера среды, чтобы тот не делал лишних движений. Васька вроде бы перебрал несколько вариантов, как заблокировать человека, не причинив ему особого вреда, с кем-то советовался и где-то раздобыл нужное лекарство. Казалось, Папин-Сибиряк на самом деле больше ничего не знал. Он просто не смог отказать своему дружку в его просьбе — помочь усыпить Буренкова. А вот точно когда и каким образом его придется развязывать, Папин-Сибиряк не знал. Они с Васькой Рыжим изрядно напились, и мой собеседник сейчас думал: если дружок забудет и не зайдет за ним, то будет даже и хорошо. Судьба Витьки Буренкова его совершенно не волновала, зато своим собственным будущим Папин-Сибиряк был здорово озабочен.

— Помоги мне завязать, засади Ваську Рыжего, — попросил вдруг он.