Настоящие, или У страсти на поводу - Татьяна Серганова

— Поймёшь.

Лёгкое прикосновение губ и никакого принуждения. Я застыла, упрямо сомкнув их и напоминая себе, что собиралась игнорировать все его действия. Поцелуй стал более требовательным, и я зажмурилась, стараясь не поддаваться той лёгкой дрожи, которая загоралась в животе. Рука на затылке мягко поглаживала, пальцы зарывались в волосы, убеждая открыться, довериться, но разум был сильнее.

До того момента, пока моих губ не коснулся кончик его языка. Это было так неожиданно, что я протестующе ахнула и тут же пропала.

Меня поймали, сжали в своих объятьях, не давая даже шелохнуться, целуя, лаская, побуждая открыться и довериться.

Но я не могла… не могла и всё тут. По крайней мере, первое время. Мысль о том, что ненавижу, никуда не делась и я цеплялась за неё как за соломинку.

Его губы ласкали, сводили с ума. Руки требовательно, но нежно гладили спину, бедра, ласкали моё лицо.

— Откройся… откройся для меня, — шепот на грани сознания, который проигнорировать не было сил.

Ненависть была со мной, но уступила место другим чувствам.

Руки сами потянулись к его плечам, робко касаясь и поглаживая, совсем не так, как он касался меня, а иначе, еще так нерешительно. Но начало было положено.

— Айола… Айола…

Моё имя в его устах было неправильным и правильным одновременно. Он не должен был так меня звать и должен одновременно. Я запуталась в своих чувствах и эмоциях. В ненависти и желании большего.

Не знаю как, но Торнтон чувствовал меня, не торопился, но и не пасовал, давая разуму вновь взять верх над чувствами.

Я так увлеклась поцелуями, что не заметила, как мягко мужчина уложил меня в постель и навис сверху, не подавляя, как было когда-то.

«Ненавидеть. Я должна его ненавидеть, но и противиться соблазну не могу. Это походит на наркотический дурман, лихорадку в крови, безумие, которое не поддаётся осмыслению».

Может и не надо? Не надо думать о том, что будет, а просто отдаться желаниям? Узнать, что такое настоящая страсть, куда приведёт нас это безумие и раствориться в нём, забыв обо всём. Нет Торнтона и Белфор, что сейчас стягивали друг с друга одежду, которая жалобно трещала по швам. Только лишь мужчина и женщина. А завтра… завтра будет завтра.

Запускала пальцы в его волосы, сжимала обнажённые плечи, оставляя на коже белые полумесяцы от своих ногтей, чувствовала, как перекатываются мускулы под моими руками. Задыхалась, ощущая грешные губы на свой груди, вздрагивающем животе, бедрах.

— Айола… Айола…

Сходила с ума от своего имени, которое Торнтон… Леонард выдыхал, не прекращая касаться везде и всюду.

Сгиб коленей, горячая рука на бедре, как печать нашей страсти, и сильное тело надо мной… во мне. Я с глухим стоном подалась вперёд, принимая его до конца, дрожа и кусая губы.

— Леонард, — его имя срывается с моих уст против воли. Когда терпеть уже почти нет сил, когда дорожка дрожи, зарождаемая внизу живота, безумной волной распространяется по всему телу.

Всего лишь имя, но мужчина вздрогнул, усиливая напор, ловя губами мои стоны.

Мой тихий вскрик и его тяжелый стон.

… И всего мгновение, чтобы прийти в себя и понять, что произошло и как именно.

Стыд? Нет, боль и тоска, женская радость и гордость.

Осторожно пошевелилась и отвернулась от лежащего рядом мужчины, пытаясь найти, чем укрыться, спрятаться от его нескромных глаз. Я знала, что Леонард смотрит на меня, изучает, чувствовала его взгляд между лопатками.

По телу прошла дрожь, хотя в спальне было жарко, и вся кожа была покрыта капельками пота, от которого волосы намокли так сильно, хоть выжимай.

— Замёрзла? — тихий шепот совсем рядом и спасительное покрывало на плечах, в которое я тут же укрылась.

— Спасибо, — тихо произнесла в ответ, разглядывая узор на подушке.

Пара секунд тишины и новый вопрос:

— Жалеешь?

— У нас договор, — напомнила ему.

Зря, наверное, потому что напряжение только усилилось.

— Но по договору всё должно было быть по-другому, не так ли? — как-то зловеще переспросил Торнтон. — Ты хотела лежать бревном, сжимая покрывало, мысленно считая до ста и обратно, стараясь не морщиться от отвращения, когда я буду прыгать на тебе?

«Почти…»

— Вы… — начала я, но была перебита.

— Ты. Ты уже произносила моё имя, Айола. Совсем недавно. Или не помнишь?

— Помню.

Разговаривать так было тяжело. Я повернулась, продолжая прятаться в покрывале, при этом всё равно чувствуя себя ужасно голой и беззащитной.

— Проклинаешь себя за то, что ответила?

Надо было солгать. Надо было, но не смогла.

Не отвела глаз, задыхаясь от требовательного взгляда и тихо, но твёрдо произнесла:

— Нет.

— Нет.

Не солгала, не спряталась и не скрылась. Торнтон видел правду в глубине её глаз и злость, сдавившая сердце, лопнула как пузырь. Мужчина чуть не задохнулся от волны облечения, которая затопила с головой. Странное ощущение, не понятное и быть его не должно. Потому что это просто одна ночь и всё. Жажда утолена, и они разойдутся каждый в свою сторону.

Она лежала совсем рядом, под подбородок закутанная в стёганое покрывало, с припухлыми от поцелуев губами, растрёпанными волосами, пряди которых прилипли к влажному лбу, и от макушки до пяточек пропитанная его запахом и их страстью. Яркой, взаимной и обжигающей.

Искренняя, порывистая, честная.

— В моей жизни и так произошло много такого, о чём стоило пожалеть. Я устала от этого. И эта ночь, — сглотнула и провела кончиком языка по пересохшим губам. — Не хочу, чтобы она тоже стала ошибкой. Хотя это ничего не изменит. Мне стоило догадаться, что так будет. Вы умелый любовник, граф, и выстоять против вас у меня не было даже малейшего шанса. Что ж, пусть так и будет. Моё тело вы получили, а душа… Она останется при мне.

Девушка села в постели, прижимая покрывало к груди и выставляя мужчине на обозрение обнажённую спину с выступающими позвонками.

Не изменит? Да, наверное. Чужая невеста, бедная аристократка из далёкого заснеженного княжества и лучшая подруга младшей сестры.

Для жены слишком проста, такую никогда не примут в обществе. Графы, обладающие высоким положением и внушительным состоянием, никогда не женятся на таких, что бы ни утверждали сказки. Для любовницы — недосягаема.

Сегодня днём стоило двери за ней закрыться, он тут же пожалел о своих словах и предложении. Ведь всё начиналось ради другого. Надо было лишь унизить её, заставить приклонить колени и создать артефакт. Даже десять. Но горькие слова и мысль о том, что её кто-то касался подействовали как спусковой крючок.