Вдребезги - Ольга Покровская

Тот, не оборачиваясь, на ходу вытащил из кармана телефон, пробежал быстрым взглядом сообщение и, ничего не отвечая, бросил мобильник на столик. Сам же рухнул на диван и откинул голову на заботливо подставленное плечо Саадет. На Софию он ни разу не обернулся. Она постояла еще несколько секунд у окна, чувствуя на себе любопытные взгляды посетителей и персонала, а затем, плотнее запахнув куртку, двинулась к выходу.

В голове шумело, жестокие слова Берканта перемежались в ней с тем давним вкрадчивым шепотом, перед глазами мелькали разрозненные образы: вот Беркант, обессилев, хватается за ее руки, шепчет куда-то в шею, умоляя не бросать его, и вот те же губы изрыгают проклятия, те же глаза смотрят на нее с ненавистью и злобой. Из глубин подсознания снова всплыл грязный подвал и запах – сладковатый запах гнили, сырости и запекшейся крови. Ее замутило, захотелось скорчиться от боли, упасть, зажимая слабеющими руками рану, провалиться в черное ничто. Но спасительное забвение не наступало. По глазам бил размытый свет уличных фонарей, в ушах звенел гомон многоликой стамбульской толпы.

Почти не осознавая себя, инстинктивно выбирая испытанный способ избавления от тревог, прояснения сознания, София вскочила на мотоцикл и ударила по газам. Верный «Харлей» взревел и сорвался с места. В лицо ударил ночной свежий ветер, освежил пылающий лоб. И София почувствовала, как постепенно, сдаваясь скорости и свистящему навстречу мраку, наваждение рассеивается, покидает ее, как с каждой секундой легче становится дышать, как глохнет в голове навязчивый голос. Скорость, сила, мощь, риск… Ее единственное спасение, ее способ существовать в этом мире.

Мотоцикл пересек сверкающую вечерними огнями улицу Истикляль, пронесся по артистическому району Джихангир. Слева и справа мелькали яркие огни витрин, фасадов домов, реклам. Зазвенел в воздухе звучный речитатив вечернего намаза, поднимаясь над крышами старинных мечетей. Остался за спиной, обиженно фырча, двухэтажный туристический автобус. София свернула на набережную, где волосы ее подхватил соленый ветер, затем проскочила фешенебельный район Нишанташи.

Ничего, ничего… Сейчас ей просто нужно успокоиться, как-нибудь пережить эту ночь. А завтра на свежую голову она придумает, что делать дальше. Безвыходных ситуаций не бывает, этому учил ее отец. А значит, она придумает решение, она сможет…

София, не сбавляя скорости, выкрутив руль до упора, свернула на мост. Заранее приготовилась к тому, что лицо сейчас овеет соленой прохладой и загалдят над головой вспугнутые чайки. Мелькнули перед глазами резные узоры ограждений, что-то взвилось и заскрежетало под колесами, в черный воздух взмыл сноп искр. Она уже поняла, что не справилась с управлением, что безотказный «Харлей» взбесился, вышел из-под контроля. Могла бы попытаться выровнять машину, удержаться, но понимание это заняло долю секунды, а затем в грудь с размаху толкнулся гранит, ночной воздух загустел и взорвался рыжим заревом, брызнули в стороны обломки, и прямо в лицо ей, влажно дыша, полетела тронутая золотыми огнями, подернутая рябью черная поверхность Босфорского пролива.

Первым вернулся звук. Не было еще ни света, ни осязания, ни ощущений тепла или холода. Только чернота вокруг, только пустота и бестелесность. И вдруг откуда ни возьмись появился звук – тоненько пищал какой-то прибор, лязгало металлическое, а совсем рядом раздавались голоса.

– А как еще это можно классифицировать? – говорил по-английски певучий женский голос.

София знала его – звенящий, как колокольчик, очаровательный, располагающий к себе… Только никак не могла вспомнить, кому он принадлежит. В черноте, в которой она оказалась, отсутствовали не только ощущения, тут не существовало времени, не было прошлого и будущего, не было памяти. Наверное, что-то подобное испытывали новорожденные, появляясь на свет. Абсолютное и совершенное ничто, ноль, пустота, которую заполнить можно будет чем угодно.

– Она прекрасно умела управлять мотоциклом, это вам подтвердит кто угодно, – продолжала говорить женщина. – Обратитесь в любой клуб экстремалов – хоть здесь, в Стамбуле, хоть в России, на ее родине. Да едва ли не в любой точке мира, она везде успела засветиться. И вам расскажут, что в физической силе, тренированности, ловкости и навыках управления самыми разными видами транспорта равных ей практически не было.

«Не было», – отрешенно подумала София. В прошедшем времени… Может быть, она умерла? И что это тогда, чистилище? Не похоже, конечно, ни на одно из существующих в искусстве описаний, но в целом почему бы и нет? Разве не таким оно и должно быть? Полным обнулением? Но кто тогда говорит у нее над ухом этим сладчайшим голосом? Неужели ее ангел-хранитель?

Если бы София могла, она, наверное, рассмеялась бы этой абсурдной идее. Но это было невозможно, потому что тела у нее не было. Или было, только она никак не могла войти с ним в контакт.

– Сложите же два и два, – продолжал убеждать кого-то ангельский голос. – Женщина, виртуозно умеющая управлять мотоциклом, ни разу не побывавшая ни в одной аварии, вдруг на бешеной скорости влетает в ограждение моста. А за час до этого отправляет мужчине, с которым, судя по дневниковым записям, у нее был роман, отчаянное сообщение. Вы действительно думаете, что это совпадение?

– Я пока ничего не думаю, мадам, – отозвался мужской голос. Говорил он тоже по-английски, но в отличие от женщины с заметным напевным акцентом. – Просто устанавливаю факты.

– Тогда запишите еще, что в свое время с собой покончила ее мать. А у нее самой определенно были какие-то проблемы с психикой, возможно, наследственные. Она вела такой образ жизни, что непонятно, как это она до сих пор осталась жива.

«Значит, жива», – отметила София. Не чистилище… А что же? Где она? Что с ней стало?

Из черноты выплыл третий голос, заговорил на другом языке. Турецкий – моментально определила София. Значит, она знала турецкий? Откуда?

– Я попросил бы вас покинуть палату. Как уже было сказано, пациентка без сознания, и никакие пояснения полиции пока давать не может. Состояние все еще критическое.

Осмыслить полученную информацию София не успела. Тончайший волосок, удерживавший ее в контакте с реальностью, оборвался, и чернота снова сделалась абсолютно глуха.

Когда она в следующий раз пришла в себя, никаких голосов вокруг не было, зато появился свет. Тусклый, желтоватый, он просачивался сквозь веки, будя внутри что-то страшное, тошнотворное, беспомощное.

Свет, свет… Голая электрическая лампочка под потолком. Пятна сырости и запах, этот проклятый запах. В углу капает, давно капает, уже второй день. Или третий? Сколько они здесь вообще? Если вода доберется до лампочки, проводка коротнет, они останутся в темноте. Это в лучшем случае, в худшем – тут все загорится.

Нужно придумать что-нибудь, убедить похитителей перевести их в другое место. Сказать, что это в их интересах. Что, если заложники погибнут, им от Савинова ничего не добиться… Пускай переведут хотя бы Бориса, он им нужнее, он сын.