Созвездие Овна, или Смерть в сто карат - Диана Кирсанова

– И я вернулась в свой поселок, – рассказывала Алка, – выдержала все: расспросы, косые взгляды, насмешки – все… Оказалось, и правда, дома и стены помогают: вокруг поговорили обо мне – и забыли. Тем более что я все-таки сидела не за воровство какое-нибудь – да, за убийство, но за убийство по неосторожности… С работой тоже повезло: там, на зоне, я работала в КВЧ, то есть в культурно-воспитательной части, кем-то вроде массовика-затейника, пригодились прежние таланты… А здесь, когда глава поселка узнал об этом, он тоже предложил мне должность. Завклубом.

За два последовавших после своего возвращения в поселок года Алке удалось здорово поднять засохшую было клубную жизнь. Особенно получались контакты с подрастающим поколением: из ребятни, что целыми днями без толку болталась по поселку, Хлебникова в считаные месяцы сколотила неплохой драмкружок – они даже выезжали на гастроли в райцентр. И заняли там призовое место, и польщенный этим местный «олигарх» – хозяин колбасного цеха – даже отстегнул средства на строительство нового клуба. Рассказывая об этом, Алка наконец улыбнулась:

– Старый клуб даже уже и не клуб был, а так, развалюшка со стульями, сцена прогнившая, в ней даже каблуки застревали… Ну, а новый должен был выйти – загляденье! Мы со своими ребятами перед тем, как старое здание сносили, выгребли оттуда все, рассовали буквально по карманам – до лучших времен, чтобы реквизит не пропадал… Вон, у меня в сарае целые сундуки свалены с театральными костюмами.

– Алла! – поглядев на часы, я решила вернуть на землю ударившуюся в ненужные воспоминания хмельную собеседницу. – Вы хотели рассказать мне о том, как некто хочет вашей смерти… Или вы пошутили? – эта мысль меня испугала: неужели и правда похожая на большую шутницу Алка водит меня за нос?

– Да! – Улыбка ее словно лопнула, женщина снова приблизила ко мне лицо. – Хотят моей смерти! Как только я вышла замуж – это было год назад, да, год назад я вышла за Ивана…

* * *

Как бы ни желала Алла «укрепить тылы», подыскав себе мужа, в сторону сорокапятилетнего Ивана Нехорошева она не поглядывала. Во-первых, все-таки разница в возрасте казалась ей чересчур солидной; во-вторых, у Ивана был сын, а Алла не чувствовала, что хочет быть чьей-то мачехой. Но, как и всегда, вмешался случай.

– Иван поранил руку в своем гараже, сильно поранил, случайно… Ну – как это у мужиков бывает обычно? – перемотал тряпкой с бензином и продолжил работать. А через какое-то время пошло заражение. Увезли в больницу – начался сепсис, все оборачивалось очень серьезно… Требовалось переливание крови. Они тогда всей семьей кинулись – брат, сын, даже Валя эта, и мать, хотя ей уж под восемьдесят было – какой из нее донор? Все побежали, а что толку? Ничья кровь не подходила. Так бывает, и чаще, чем может показаться…

У Ивана оказалась редкая группа крови: четвертая с отрицательным резусом, ее еще называют «королевской», – Алке об этом рассказывали в училище: люди с «четвертой-отрицательной» могут сдавать свою кровь многим, но им самим подходит только такая же. И начинающая медичка Хлебникова тогда очень гордилась, что, как оказалось, в ее жилах текла та самая «королевская» кровь!

– В общем, вот такое совпадение. Как в романе. Я сходила в нашу больницу и сдала кровь для Вани, а он посчитал себя по гроб жизни мне обязанным и, выздоровев, пришел благодарить. Потом опять пришел… И опять. Я подумала: чего мне еще ждать, господи? Знаете, как у нас говорят: лишь бы непьющий да работящий. В тридцать лет тоже… особенно выбирать не приходится.

Так они и поженились. Пашка мачеху принял сразу, окружающие посчитали это обстоятельство хорошим знаком. Алка оставила дом сестры, в котором жила все это время, и переехала к мужу.

– И тут… – покачнувшись, женщина привстала со своего табурета и нелепо взмахнула руками, – и тут началось! Какая-то чертовщина!

Если стоявшая сейчас передо мной на нетвердых ногах зеленоглазая русалка не врала и не бредила, то кое-что из ее рассказа действительно нельзя было назвать иначе чем чертовщиной. Сначала «молодухе», как называли Алку разбитные соседки, казалось, что над нею просто кто-то подшучивает. Потом…

– Шуточки! – почти кричала Алла. – Шуточки! Никакие это не шуточки, а просто меня нарочно сводят с ума! Представляешь: ночью под окнами ходит некто в белой хламиде и завывает!

Когда я наконец разобрала, в чем дело, то лишь оторопело захлопала глазами: оказывается, все лето по ночам под открытыми окнами комнаты, где спали Алка с мужем, появлялось Белое привидение!

Призрак приходил только к Алле: Иван спал как убитый, а наутро лишь смеялся над «бабьей дурью», уверяя, что жена просто начиталась на ночь своих любимых средневековых романов. Но Алка никогда не была истеричкой, она утверждала, что все это видела на самом деле: закутанная в бесформенное одеяние женщина с всклокоченными белыми волосами – лицо скрывалось за ними почти полностью – подходила к ее окну, протягивала мертвенно-бледную руку (в лунном свете это смотрелось действительно жутко) и шелестела негромким, но жутким голосом:

– Умри! Отдай жизнь – за жизнь… Умри!

Стоило Алке заорать (впрочем, от ее крика в доме никто не просыпался – сон у всех Нехорошевых, включая престарелую свекровь, был богатырский), как привидение исчезало. И, судя по шелесту осторожных шагов, затихавших за окном, фантом вовсе не был бестелесным существом. Иначе, как известно, он просто растворялся бы в воздухе.

Было и еще кое-что. Неизвестная рука несколько раз кровью (именно кровью, спутать ее с красной краской Алка не могла) писала на зеркале ее спальни слово «Умри!» и оставляла кровяные лужицы по всему дому. Женщина показывала надпись мужу, но Иван после короткого раздумья попросту отвесил короткую затрещину Пашке – хоть подросток и клялся со слезами на глазах, что он тут совершенно ни при чем!

И наконец, тайный Алкин недоброжелатель трижды завязывал на крюке люстры веревочную петлю. Один раз к ней была прикреплена записка все с тем же выведенным печатными буквами текстом: «Умри! Жизнь – за жизнь!»

– Это был ужас какой-то, – к концу своего рассказа Алка уже начала икать. – Ты только представь: захожу домой, поднимаю голову – и прямо перед моим лицом – виселица! И словно чье-то дыхание за спиной. Оглядываюсь – никого!

Признаться, все эти откровения я выслушивала от Алки с известной долей сомнения. Как-то это все было несерьезно, слишком утрированно, по-киношному, что ли…

– Может, и правда дети баловались? У них иногда такие игры бывают дурацкие…

– А туфли? Туфлю покойницы мне сейчас тоже дети подбросили?!

Да, это был вопрос! Чтобы снять туфлю с ноги Руфины, надо было знать, где находится тело, а это мог знать только тот, кто его и выкрал.

Я помолчала, наблюдая, как дрожащая Алка судорожно пьет воду из большой эмалированной кружки – ведро с колодезной водой стояло тут же, на небольшой приступочке.

– Слушайте, а в ночь перед тем, как умерла Руфина… вы же помните эту ночь? Тогда привидение тоже являлось?