Атриум - Дмитрий Матяш

Егор посмотрел на здоровяка, стараясь как можно четче передать ему смысл своих намерений, затем резко оттолкнул второго бойца и бросился наутек. Как он и предполагал, спецназовцы не стали открывать по нему огонь, а последовали его примеру. На ходу выкрикивая ругательства, они передвигались в своих тяжелых костюмах гораздо медленнее Кудесника, а потому тот совсем не удивился, когда к звуку хрустнувшей под весом опустившейся аномалии травы примешался чей-то короткий вскрик. Короткий, потому что, попав под ногу «Егозе» невозможно кричать долго. Кудесник оглянулся и увидел, что пехотинцев осталось четверо, а на образовавшуюся позади них круглую вмятину с неба опадают кровавые ошметки.

«Минус один», — обрадовался в душе Кудесник, отметив, что до леса осталось не больше тридцати метров.

Еще один «шаг» «Егозы» — и снова чей-то крик, но теперь долгий, протяжный. Это у четвертого аномалия отделила, словно отрезала острым скальпелем, от туловища плечо, левую руку, левую часть грудной клетки и ногу. Снайпер выронил оружие и распластался в траве. Он еще долго звал на помощь, проклинал, посылал всех в ад, но никто за ним не вернулся. Это не съемки фильма о героях, в жизни все совсем по-другому. А потому первый лишь молча оглянулся, а здоровяк обошелся, как свойственно многим американцам, лишь прозаическим «Прими, Господь, твою душу».

Аномалия любит открытые пространства, а потому в лесу круглые вмятины случалось видеть очень редко. Полагаясь на это и отбежав, как ему показалось, на достаточное расстояние от луга, Кудесник остановился и перевел дыхание. От американцев он оторвался самое меньшее метров на пятьдесят. Егор прижался спиной и затылком к толстому стволу сосны, выждал пару мгновений, высунулся и оглянулся. Американцы, судя по звукам, проходили мимо, тихо матерясь и бряцая оружием. Они его искали. Злились друг на друга за то, что упустили цель. Кудесник сел у дерева, просунул скованные железными браслетами руки через ноги, сбил со лба пот, прислушался, убедился, что звуки доходят откуда-то слева, — стало быть, американцы так и не нашли его след, и с облегчением вздохнул.

А потом вдруг стало тихо. Ни шагов, ни бряцанья оружия, ни ругательств.

Если они остановились, то слишком уж надолго… «Неужели заметили?» — подумал Егор, весь превратившись в слух и вглядываясь в частокол из высоких, разлапистых деревьев, окруживший его со всех сторон.

Точно заметили. Бродяга пошарил глазами по земле в поисках чего-нибудь увесистого, но вокруг валялись лишь тонкие сухие ветви. Пригляделся — не мелькнул ли между деревьями «амеровский» костюм? Нет, вокруг по-прежнему тихо. Где-то вдали стрекочет птица, жужжат над головой дикие осы, по небу плывут белые клоки ваты.

Первый шел прямо на Кудесника. Звягинцев, завидев его, встрепенулся, будто ему за шиворот влетела оса, попятился на четырех, переполз за ствол так, чтобы его не было видно, и залег, распластавшись по земле. Вжавшись в землю и закрыв глаза, Егор пролежал так минут пять, не меньше. По его подсчетам, американцы уже должны были пройти мимо. Он всей душой желал видеть их удаляющиеся спины, но, разлепив веки, прижался к земле еще сильней — пехотинцы как раз шли в нескольких метрах от него. Цепочкой: первый, второй и последним здоровяк без шлема. Странно они шли. Руки по швам, оружия у одного нет вообще, второй волочил по земле «штайр», казалось, только благодаря тому, что ремень перекрутился и зацепился на запястье, глаза смотрели исключительно вперед себя. Они его не ищут, это он понял сразу, как и то, в чем причина такого безвольного поведения. Следом за пехотинцами шли три шептуна. В своих плащах с капюшонами, высокие, худые, похожие на черные тени, они двигались, как всегда, беззвучно.

Кудесник ощутил, как волны произнесенных шепотом слов накатывают на него одна за другой, становясь все громче, а слова — четче. Это была не пси-атака, только фон, но поскольку теперь Кудесник находился гораздо ближе, то и интенсивность фона возросла. В какое-то мгновение, когда он хотел сжать кулак, у него это не получилось. Его зацепили ментальные якоря, тянувшиеся за шептунами, а ведь если вовремя от них не избавиться, то можно запросто присоединиться к пехотинцам и стать для шептунов приятным сюрпризом.

Но… Что это? Идущий позади двух пехотинцев здоровяк, поравнявшись с деревом, за которым прятался Кудесник, вдруг замедлил ход, что уже для ведомых шептунами было нетипично, повернулся к Егору, улыбнулся и подмигнул. Егор обомлел. Его удивило не столько то, что американец его вычислил, к этому он уже был морально готов, сколько тот факт, что «амер» сумел выйти из-под контроля шептунов. Бродяга знал, что вырваться из ментальной петли можно, лишь когда ее только набросили, а уж когда пси-поле устоялось… это просто невозможно. Если Е-боец не шептун сам, то ему удалось невозможное. Впрочем, по сравнению с тем, что произойдет в следующие секунды, это Звягинцеву покажется просто детской забавой.

Здоровяк остановился, повернулся к Егору лицом и боком к шептунам. Те тоже остановились, вытянули костлявые руки с растопыренными пальцами, зашевелили ими, зашептали вслух. Даже Егор, чьего присутствия они так и не заметили, непроизвольно поднялся на ноги, свесил, как зомби, голову и вышел из своего укрытия, следуя к источнику ворвавшегося в мозг зова. Но сильнейшие атрийские псионики даже не заметили его появления. Они напрягли силы, чтобы захватить разум Е-бойца, а тот какое-то время ехидно скалился, глядя в их старые, потемневшие лица, затем ухмылка сошла с его лица, он громко выпустил ноздрями воздух, а в следующее мгновение повернулся к шептунам лицом, подпрыгнул и ногой с разворота врезал ближайшему по голове.

Хотя Егор утратил способность контролировать тело, но разум оставался на месте, а потому он ощутил, как от соприкосновения ботинка с головой шептуна по тайге словно разошлась взрывная волна. Затрепетали листья на мелких кустарниках, взмыли в воздух сухие еловые иголки и листья, да и сами ели, казалось, вздрогнули и покачнулись, будто уклоняясь от ядерного взрыва.

Удар был такой силы, что безобразная голова шептуна с хрустом слетела с плеч, ударилась, как мяч, о землю, подпрыгнула и, пролетев метров пять по воздуху, упала в кусты. Обезглавленное тело, брызгая кровью, рухнуло на землю. Остальные шептуны в панике закричали — их голос чем-то напоминал птичий — и развернулись, чтобы бежать прочь. Здоровяк в несколько шагов нагнал их, схватил одного за капюшон, с силой дернул на себя. Старик, лет которому на вид было под сто, с обезображенным ожогами лицом отчаянно замахал руками, хватая воздух, и полетел на землю. Последнее, что ему пришлось увидеть, прежде чем его мозги оросили округу, была подошва ботинка с мощным протектором.

Третий успел отбежать метров на десять, причем бежал он как угорелый, но Е-бойцу понадобилось всего несколько мгновений, чтобы догнать его и сделать подсечку. При падении капюшон слетел с его головы, и когда здоровяк подошел к нему и, поддев носком ботинка, перевернул вверх лицом, у шептуна оказалось молодое юношеское лицо. Вышедший к тому времени из оцепенения Кудесник изумился. Он всегда думал, что шептуны рождаются стариками. По крайней мере, он никогда не слышал, чтобы среди них был кто-то моложе на вид лет шестидесяти. Никто никогда не видел среди них и женщин. Но этот юноша своим присутствием убеждал в обратном — выходит, у шептунов откуда-то берутся дети. Да-да, несмотря на чрезмерно длинный затылок, неестественно широкие губы, и каплеобразные ноздри, и приплюснутый нос, не говоря уже об инфернальных зрачках змеи, это был юнец. Дитя шептунов.