Тень надежды - Николай Степанов

День пребывания в деревеньке, где остановился Урзаг, ничего хорошего не дал. Огарцы не покидали дом старосты, казалось, они и сами не знали, что делать. Каких-либо сообщений от многочисленных дозоров, расставленных в этом районе, тоже не поступало. Ариант решил вернуться в королевский дворец, чтобы провести очередное заседание совета чародеев. К тому же необходимо было подготовиться к встрече с королем. Гурван требовал ускорить расследование похищения огарского посла.

Когда маг попытался выйти на связь с Рлуандом, посредник даже не исчез из кабинета. За время сотрудничества со специалистами по срочной доставке это был второй случай в практике главного кантилимского чародея. Первый произошел совсем недавно при попытке найти внезапно пропавшего Саргонта.

– Да, один сотрудник несколько раз посещал Темьград по срочному вызову человека, отмеченного тенью огня, – ответил глава столичного представительства.

– Он может отправиться туда еще раз? За двойную плату.

– Не знаю. Сейчас мы его спросим.

Бородатый мужик в зеленой рубахе появился в комнате через минуту.

– Наш весьма уважаемый клиент интересуется, не мог бы ты (за весьма приличное вознаграждение, конечно) посетить Темьград? – Начальник был крайне любезен с этим подчиненным.

– Жизнь дороже любых денег, – не задумываясь, ответил прибывший.

– Но ты ведь бывал в этом городе? – вмешался Ариант.

– Я не имею права не явиться к клиенту по вызову.

– А если у меня срочное сообщение для твоего клиента, ты должен его доставить?

– Естественно, – усмехнулся посредник. – Пятьдесят монет – и письмо будет у Михаила.

– Договорились. – Чародей взял лист бумаги и написал несколько строк мелким почерком. – Только пусть обязательно ответит.

– Еще двадцать монет.

– Ладно, – выдавил из себя кузен Саргонта. Таких запредельных цен за посреднические услуги он не помнил.

Бородач взял письмо и…

– Что за ерунда?! – Попытка перемещения не удалась.

– Опять проблемы? – спросил главный маг Кантилима.

В Темьграде только и говорили о финальном поединке турнира. Коренные обитатели города осуждали коварство Горгуна, а вот изгои были поражены не столько вероломством собрата (сами такие), сколь его незаурядным умом. Обмануть придирчивых организаторов турнира последней надежды считалось невозможным, и вдруг…

И тот факт, что выходца из мрачного мира не смогли обнаружить под личиной обычного человека, не мог не вызывать восхищения и зависти. Подобным могуществом не обладали даже самые знатные мраги. Именно поэтому верховный смотритель гладиаторских боев после выполнения своей миссии решил немного задержаться в Роктании. Избавившись от Зерга и его гладиатора, Шрынг выдал кое-какие распоряжения и поспешил к заключенному:

– Горгун, ты знаешь, что нарушил все правила, которые только существуют?

– Да, господин Шрынг.

– Что удивительно, мы не смогли разоблачить твой обман, пока гладиатор Зерга едва не отправил тебя к праотцам. Вот это меня и настораживает. – Мраг грузно опустился на стул. – Сегодняшний финальный бой является самым вопиющим нарушением законности и подает дурной пример всем изгоям. Не хочешь рассказать, как тебе удалось совместить две личности в одном теле?

– Нет, господин Шрынг.

– Тогда я тебе кое-что расскажу. – Верховный смотритель встал со стула и прошелся вдоль клетки, в которой держали преступника. – Дело в том, что обруч тьмы у тебя на шее не совсем обычный. Его братья-близнецы украшают также небезызвестного тебе Зерга и его гладиатора, которых я отправил немного отдохнуть после трудного поединка. Знаешь куда?

– Нет, господин Шрынг.

– В Красные степи Зангры. Представляешь, чем это грозит тебе лично?

– Нет, господин Шрынг.

– Ну так я объясню. Все три ошейника ведут себя абсолютно одинаково. Стоит одному почувствовать, что его хозяин решил обратиться к силе, и они начинают сокращаться все вместе. Зергу я как-то забыл рассказать о такой особенности, Михаилу – тем более. Так что любая их глупость сразу отразится на твоем здоровье и наоборот. Понимаешь теперь всю зыбкость своего нынешнего положения?

– Да, господин Шрынг.

– Это хорошо. Но если ты захочешь поделиться своими секретами, я готов принести ключик, который лежит под аркой Врат Мрачности. Мне не трудно. Ну как, мы договорились?

– Нет, господин Шрынг.

Горгун знал о спаренных ошейниках, но специально сделал вид, что первый раз о них слышит. Изгой быстро сообразил, что, раскрыв один обруч, смотритель откроет и два других. Но мраг абсолютно не был заинтересован в том, чтобы к Зергу вернулись прежние силы. Тогда прощенному не составит труда в несколько мгновений оказаться под аркой Врат Мрачности.

«Нет, дражайший, ты не слишком умен, чтобы меня одурачить».

Шрынг начинал злиться. Беседа проходила совершенно не так, как он планировал. Чтобы немного успокоиться, он вытащил из кармана украшенный бриллиантом гребешок, вместе с волосами приводя в порядок расшалившиеся нервы.

– Не пойму я твоего упрямства, Горгун. Нельзя оставлять свою судьбу в руках злейшего врага и человека, который едва не размазал тебя по решетке. Я же предлагаю довольно выгодную сделку. Неужели тебе по нраву эта клетка?

– Да, господин Шрынг.

– Позволь мне не поверить. Учти, она может стать твоим домом до конца дней, а я вряд ли еще когда-нибудь заскочу с таким выгодным предложением. Ну как? Не передумал?

– Нет, господин Шрынг.

– Что ж, значит, в ней ты и сдохнешь! А жаль.

– Да, господин Шрынг.

Верховный смотритель поднялся со стула и быстро направился к выходу. У самой двери он остановился:

– Да, чуть не забыл. Я распорядился, чтобы твой дом выставили на торги. Надеюсь, ты не возражаешь?

Одарив заключенного злорадной ухмылкой, мраг вышел.

Последняя новость явилась для Горгуна действительно неожиданной. Имущество изгоев распродавали только в двух случаях: если осужденный получал прощение и отправлялся домой или если умирал, что случалось довольно редко. В данном конкретном случае выходило, что нарушителя попросту вычеркнули из списка живых. Причем еще до того, как состоялся разговор о возможной сделке. Узник задумался.

Горгун долго и трудно шел к своему открытию и потому не собирался выдавать секрет совмещения двух личностей. Обменять на свою жизнь – да, но только в самом крайнем случае, когда других шансов у него просто не останется. Однако изгой не верил Шрынгу. Гарантий, что тот не обманет, не было.

«Странно, он ничего не сказал о сроках моего заточения в клетке. „В ней ты и сдохнешь“ звучит страшнее, чем приговор пожизненного заключения. Что же они задумали?»