Алиенора Аквитанская - Режин Перну

И правда, английской королевской чете все удавалось. Двумя годами раньше Генрих и Алиенора вместе собрали в Бордо двор, и вассалы, — а ведь это были исстари непокорные Аквитанским герцогствам, — без малейшего протеста признали их власть. Да и прошлой весной, на Пасху 1158 г., в Ворчестере, в присутствии самых знатных сеньоров Англии и Уэльса состоялась вторая коронация, еще более торжественная, чем первая, что была в Вестминстере четырьмя годами раньше. Генрих уверенно становился самым могущественным из правителей Запада. Последние сторонники Стефана де Блуа один за другим сдавали свои замки и начинали платить дань; король Малькольм Шотландский, который поначалу упирался, в конце концов, принес ему оммаж за свои английские земли. Уэльские бароны, в сердцах которых всегда тлела и готова была разгореться искра мятежа, быстро образумились. Генрих, чьи способности правителя нисколько не уступали его таланту полководца, отчеканил новую монету, более надежную и стойкую, чем те, какие были известны раньше, и внушавшую доверие лондонским торговцам, которые отныне могли твердо рассчитывать на платежеспособность этой полновесной монеты. Слава Генриха шагнула далеко за пределы его собственной страны: граф Фландрский, Тьерри Эльзасский, отправляясь в Святую Землю, поручил именно ему заботу о своих владениях и о своем маленьком сыне.

Алиенора достойно держалась рядом с царственным супругом и превосходно исполняла свою роль: она была английской королевой, когда Генриху приходилось задержаться в континентальных владениях, графстве Анжуйском или герцогстве Нормандском, но снова становилась герцогиней Аквитанской и графиней Пуату, когда он возвращался в Англию. Такая жизнь была как раз по ней, именно к этому она и стремилась: быть активной, плодовитой, торжествующей. И это лето 1158 г., начавшееся дипломатической удачей, было отмечено еще одним успехом. Брат Генриха, Жоффруа, этот вечный бунтарь, нашел, наконец, исход для своего честолюбия, поскольку континентальные бретонцы, прогнав своего сеньора, призвали его, и Жоффруа завладел Бретонским герцогством. Впрочем, бедный мальчик едва успел добраться до Нанта и взять в руки власть, о которой так мечтал, — вскоре он умер. Эта смерть, случившаяся 26 июля 1158 г., дала Генриху повод потребовать от короля Франции титула сенешаля Бретани, который, как он утверждал, всегда принадлежал его предкам. Людовик VII, смирившись, пожаловал ему этот титул. А что еще оставалось делать? Между ним и Бретанью, этим далеким, едва знакомым краем, где все — язык, обычаи, прошлое — было чуждо французскому двору, лежали владения его могущественного вассала. Таким образом, теперь Генрих и Алиенора могли считать себя повелителями всего Запада своего королевства.

Развитие событий подтверждало перспективы, открытые поездкой Томаса Бекета в Париж. Можно себе представить, какая заговорщическая улыбка появлялась на лицах Генриха и Алиеноры всякий раз, как они начинали говорить между собой о французском королевстве. Теперь они были на равных с тем, кто оставался их сюзереном в континентальных владениях. И, кто знает, не соединятся ли в один прекрасный день обе короны, французская и английская, надо лбом Генриха-младшего, их сына, помолвленного с принцессой Маргаритой? Очень похоже, что это было самым заветным желанием Алиеноры. Она не смирилась и не хотела окончательно потерять корону Франции, от которой в свое время отказалась. И сейчас, в 1158 г., через шесть лет после развода в Божанси, ей вполне по силам было выстраивать политику будущего с новым мужем. А ставкой в этой политической игре было — ни больше, ни меньше — французское королевство.

Казалось, союз Генриха и Маргариты заранее осуществил это слияние двух корон. Таким образом, став женой Планта-генета, не дала ли Алиенора жизнь новой Империи: весь европейский Запад оказался в руках династии, перед которой открывалось большое будущее, династии, вышедшей из Аквитании и потеснившей Капетингов?

Какие же препятствия могли встать на пути осуществления настолько грандиозных замыслов? Единственным препятствием было наличие собственных дочерей Алиеноры от первого брака: Марии и Алисы, которым возраст давал преимущество перед маленькой Маргаритой. Мария еще совсем младенцем — это произошло перед началом похода в Святую Землю, в 1147 г., когда ей тогда было всего два года, — была помолвлена с графом Генрихом Шампанским, сыном того самого Тибо, с которым Алиенора столкнулась, когда занимала еще французский престол. Позже и для Алисы нашелся жених среди князей Шампани: брат Генриха, Тибо де Блуа, — тот самый, у которого возник дерзкий план похищения Алиеноры в то время, когда она ехала в свои земли. Укрепляя свои связи с родом Блуа-Шампань, король Франции, несомненно, рассчитывал помешать замыслам анжуйцев. И осторожность Капе-тингов не в первый раз поддержала бы таким образом равновесие между двумя враждующими силами — анжуйцами и шампанцами. Но на этот раз от исхода дела зависела судьба всего королевства: попадет ли оно в руки правителя Шампани или достанется анжуйцу, хозяину Англии и немалой части Франции? Где найдется хозяин для Парижа — на Востоке или на Западе королевства?

Генрих и Алиенора нисколько не сомневались в ответе на этот вопрос. В завязавшейся тогда огромной шахматной партии они вдвоем вполне способны поставить мат своему противнику из Шампани, для этого надо было только заранее тщательно расставить пешки. И главной фигурой в этой игре, разумеется, стала маленькая Маргарита, теперь помолвленная с Генрихом-младшим. Обычаи того времени требовали, чтобы она воспитывалась в семье будущих родственников. И потому вскоре после визита Томаса Бекета французскому королю нанес визит король Англии, лично явившийся за крохотной невестой, еще лежавшей в пеленках. Людовик поставил условие: девочку не должна воспитывать Алиенора. Последняя это предвидела и заранее дала согласие на все уступки. Выбрали рыцаря, который мог дать все необходимые гарантии как той, так и другой стороне: им стал Роберт Ньюбургский, человек примерной жизни и образцовой набожности, уже высказавший намерение удалиться в монастырь. Он согласился взять на себя заботу о малышке, отложив на более позднее время исполнение своих планов, которые и в самом деле осуществил, став монахом в аббатстве Бек.

Несколько недель спустя Людовик объявил о том, что собирается совершить паломничество в Мон-Сен-Мишель. Генрих не только сделал то, о чем его просили, — позволил пройти через свои нормандские владения, — но и любезно принял своего сюзерена, который имел полную возможность проверить, хорошо ли ухаживают за его дочерью. Еще того лучше, поскольку явно подул ветер согласия, Генрих, уступая настояниям Людовика, согласился помириться со своими извечными врагами, графами Блуа и Шампани. И мир был заключен посредством обмена несколькими замками на границах (Тибо де Блуа отдал Амбуаз, Генрих расстался с Беллемом).

Так в этом 1158 г. закончились давние распри и наметилась позитивная политика. Когда Генрих с Алиенорой на Рождество вместе собрали двор в Шербуре, то смогли с удовлетворением окинуть взглядом путь, пройденный ими за четыре года, с того дня, как они сражались в Барфлере с разъяренным морем, стремясь вступить во владение новым своим королевством. Теперь они чувствовали себя на вершине могущества: по ту и другую сторону Ла-Манша лежали их земли, их окружали английские и пуатевинские вассалы, у них было четверо детей, и с каждым связывались свои надежды на будущее. Старший, Генрих, станет английским королем, — а может быть, и королем Франции; на Ричарда Алиенора перенесла те надежды, которые возлагала, наверное, когда-то на своего первенца, Гильома, и уже сейчас видела его графом Пуатье; что касается Жоффруа, то почему бы ему не получить в наследство от дяди, чье имя он носил, бретонский фьеф? И только очень и очень знатный сеньор мог теперь просить руки маленькой Матильды…